Издавая не больше шума, чем ветерок, Утроба и остальные живо сбежали по склону, через луг, оружие наготове. Скорри, уже обтерев нож, присматривался, изучая обстановку возле ворот. Одна рука за спиной подаёт знак: ждать. Утроба грустно посмотрел на кровавое лицо покойника - рот слегка приоткрыт, как будто тот собрался о чем-то спросить. У горшечника получается горшок. У пекаря получается хлеб. А это - то, что получилось у Утробы. Вот практически и всё, что у него получалось по жизни.
Таким зрелищем тяжело гордиться, неважно, насколько безукоризненно ты выполнил своё дело. Потому что труп всё равно остаётся человеком, убитым лишь за то, что охранял собственную деревню. Потому что все эти - все они были людьми, со своими надеждами, утратами и тому подобным, даже если они жили здесь, далеко за Кринной и не очень часто умывались. Только что теперь остаётся делать? Утроба глубоко вдохнул и медленно выпустил воздух. Лишь выполнить задание и не терять своих собственных людей. В суровые времена мягкие мысли убивают быстрее чумы.
Он посмотрел на Чудесную и мотнул головой в сторону деревни. Она просочилась за ворота, перескользнула через правую дорожку. Бритая голова осторожно повернулась влево, затем вправо. Скорри двигался за ней по пятам, и следом стал пробираться Брак, при всей своей огромной величине удивительно беззвучный.
Утроба глубоко вздохнул и начал подкрадываться к левой дорожке, морщась в попытках ставить ноги на наиболее твердые места в этом сбитом в колеи навозе. Он слышал дыхание Йона позади себя, и знал, что Вирран тоже рядом, хотя тот двигался бесшумно, как кошка. Утроба уловил какой-то звук. Пощелкивание. Возможно, колесо вертится. Также уловил чей-то смех, впрочем без уверенности, что ему не померещилось. Голова задергалась туда и сюда, вослед этим звукам, как будто его подцепили за нос. Всё вокруг начинало казаться ужасно ярким и отчетливым. Может им и надо было подождать до темноты, но Утроба никогда не любил работать ночью. Никогда, со времён поганого блядства при Гурндрифте, где ребята Бледного Призрака погибали, по нелепой ошибке сражаясь с людьми Малорослика [5]. Больше пятидесяти воинов стало мертвецами безо всяких врагов в десяти милях вокруг. Ночью слишком многое идёт не так.
Вот только с тех пор Утроба навидался как люди умирают и днём.
Он проскользнул вдоль плетеной стены, и на нём выступил тот самый пот страха. Тот раздражающий, подстёгивающий пот, что приходит на пару со смертью за плечом. Всё вокруг стало обретать ясный и четкий смысл. Каждая палочка в плетне. Каждая лепешка в грязи. То, как обшитая кожей рукоять меча вонзалась в ладонь, когда он двигал пальцами. То, как с каждым вдохом слышался тончайший свист, когда воздух на три четверти заполнял лёгкие. То, как подошва его ступни прилипала к ботинку сквозь дыру в носке при каждом его осторожном шаге. Прилипала и отлипала обратно.
Раздобыть бы новые носки, вот что ему нужно на самом деле. Нет, ну, сперва ему нужно пережить сегодняшний день, а потом уж носки. Может даже те, что он в прошлый раз видел в Уффрисе, крашеные в красный цвет. Они все ржали над ними - он и Йон и Чудесная и покойный Ютлан. Смеялись над их полнейшей бессмысленностью. Но отсмеявшись, он подумал про себя, что вот она, настоящая роскошь, когда человек может позволить себе купить крашеные носки, и задумчиво оглядывался через плечо на эту прекрасную одежду. Может быть, после того, как он покончит с этим дурацким заданием, ему стоит вернуться и приобрести пару красных носков. Может он приобрёл бы даже две пары. Пусть бы они высовавались наружу из башмаков, и народ видел, какой он большой человек. Может люди прозвали бы его Кёрнден Красные Носки. Он почувстовал, что, вопреки самому себе, улыбается. Красные носки - первый шаг по дороге к саморазрушению, если б он хоть...
Дверь сарая слева дрогнула и распахнулась, и оттуда, смеясь, вышли трое. Тот, кто был впереди, повернул лохматую голову, широкая улыбка застыла, распластавшись на лице, обнажая жёлтые зубы. Он посмотрел в упор на Утробу, на Йона, на Виррана, замерших напротив усадьбы с открытыми ртами, как трое детей, пойманных за воровством печенья. Все таращились друг на друга.
Утроба почувствовал, что время странно замедлилось и поползло, как оно обычно и делало перед кровопролитием. Хватило времени на всякие глупости. Чтобы прикинуть, куриная ли это кость торчит в одном из ушей их противников. Сосчитать в одной из дубин их противников гвозди. Восемь с половиной. Хватило времени на то, чтобы подумать как это забавно - то что он не в силах подумать ни о чём более полезном. Словно он стоял снаружи себя. Воспринимал свои действия, при этом ощущая что всё это не с ним. Понимая, что вдобавок ко всему, подобное чувство стало приходить к нему так часто, что он мог определить его наступление. Этот застывший миг недоумения, перед тем как распадётся мир.
Ну, нахер. Я снова здесь.