Дурацкое пространство

Сколько я ни моргал, толка, разумеется, не было никакого. Требовался проектор. Вариантов было два: переться на работу (хо-хо, выходной), либо тащить фильм домой и заниматься там втихую электронно-оптическими радостями. Возможности были. Уже давно я переделал «Каштан» на шестисотметровки — не переделал, а соорудил какой-то технический кошмар. Мне удалось приладить к этому гимну ума списанный звуковой блок — работал. Правда, я не прикасался к изделию добрых полтора года — зачем? Все есть на Фестивальной. Мой проектор почти сразу забарахлил, когда я устроился на работу к Янкелю.

А сейчас-то это железка заработает? Вряд ли. Так что вариантов, на самом деле, нет. Надо идти в фильмотеку.

Янкель покинет заведение примерно без четверти двенадцать. Нужно будет подойти где-то в одиннадцать тридцать, понять, на месте ли шеф. А ведь вычислить это не так уж и просто, как кажется на первый взгляд. В принципе, если я приду на исходе выходного, Янкель не станет делать из этого проблемы. Но удивится и станет задавать всякие вопросы. Это мне ни к чему.

Вечером нет никаких признаков, говорящих о том, работает ли заведение или нет. Скромная иллюминация гасится с началом последнего сеанса — экономия. Можно, конечно, полюбоваться светом в щели — надо знать, где ее искать, но я-то знаю. Хотя отсутствие света там еще ни о чем не говорит. Так. Янкель, закончив сеанс (я работаю по пятидневке, босс  взял на себя субботу и воскресенье), посидит у проектора несколько минут, обдумывая какие-то нюансы своей многотрудной жизни, перекурит в подсобке, затем, наверно, вынет из заначки початую бутыль и хряпнет два-три стопаря, не более — больше ему и не надо, перекурит еще, покрутит для самоутверждения ролики на проекторе, вздохнет и отправится домой. После этого можно будет войти.

Жара. Тупая жара. А ведь еще пару часов назад было прохладно.

Углы домов мешали. В них было меньше девяноста градусов. Это раздражало. Раздражало то, что я не мог понять, сколько же их. Попытался считать в процентах. Тоже что-то не то.

Рынок. Сандалии подешевели. Купил за восемьдесят. Всего лишь.

Миновал высокую кирпичную стену. Бедные дети. На уровне третьего этажа (почти глухая стена, одно-единственное окошко) маячила, словно голая пятисотваттная галогенка, надпись: «В мяч играть нельзя!». Перекрестки. Один, другой, третий. Лоток с мороженым. Поскреб мелочь, купил эскимо. Продавщица мило улыбнулась. В другой раз дал бы ей по физиономии, но сегодня я был в добром настроении. Очень добром. Так же мило улыбнувшись в ответ, двинул дальше, интеллектуально повизгивая.

Маргарита?

Перекресток Миттерана и Джазового. Иду по привычке наискосок. Визг шин. Тьфу ты, опять «Ауди». Тот же самый?

Олядываюсь. Продавщицу уже плохо видно в тумане. Все черно-белое, цвета потерялись, где же они. Не то чтобы исчезли, а размылись, синее все-таки стало голубым, красное — розовым. Черное стало серым. Дурная палитра. Мне не нравится этот пейзаж.

Подошел к зданию, разумеется, сзади, и начал его осторожно обходить. Бочком, как воришка. Только бы не стукнуть яуфом о стену. Вот и окно, закрытое самодельной светомаскировкой. Янкель поскупился, запас черной ткани надо было бы взять побольше — если с одного бока изоляция была идеальной, то с другого материю вечно приходилось подтягивать и крепить к раме всякими подручными средствами. До того, чтобы зафиксировать ее как-то более надежно, у босса вечно не доходили руки, а поручить это дело мне он почему-то не желал. Деньги экономил? Жабинька, жабешка душила. Вообще у Янкеля было немало странностей. Но сейчас некоторая легкомысленность начальника должна была сыграть мне на руку.

Щель светилась. Я посмотрел на часы — для того, чтобы вынуть их из кармана, пришлось как можно аккуратней поставить контейнер с фильмом на землю. Ого, уже без десяти. Что он там, решил расслабиться чуть больше обычного? Да вряд ли, завтра ему работать.

Время тянулось, как в детективе, когда сыщики сидят в засаде. Было тихо. Наконец где-то еле слышно зазвучал гимн. Полночь.

В пять или шесть минут первого свет погас.

Казалось, прошел час, прежде чем послышался низкий натужный скрип отворяемой двери, негромкий топот боссовых ботинок и приглушенное звяканье ключей. Затем — скрежетание и щелканье сувальды и, наконец, звук удаляющихся шагов.

Я выглянул из-за угла — в темноте Янкель не мог меня заметить, и чего я перестраховывался, как мальчишка, играющий в индейцев? Вот он уходит, начальник; тощая высокая фигура, немного нелепая, чуть подпрыгивающая походка.

Подождал контрольные пять минут, вдруг вернется, мало ли позабыл что-нибудь. С ним такое бывает, да и со мной тоже.

Подошел к двери. Прислушался зачем-то опять. Тихо. Неплохой у нас городишко. Не хватает только баб с коромыслами и гогота гусей. Почти столица.

_{* * *}

Вошел.

Как же странно все-таки тут.

«Это очень странное место», — сказала Алиса.

«Очень странное», — подтвердил Сказочник.

А не покурить ли прямо здесь, в зале? До завтрашнего утра выветрится, Янкель ведь тоже курящий, не учует.

Нет.