Дурацкое пространство

С момента пробуждения меня клинила мысленка: надо бы сходить еще. Может быть, Маргарита, нагулявшись в своих параллельных мирах, уже и вернулась. Нет, бесполезно. Отстучала бы, конечно. Хотя кто ее знает. Но сколько не оттягивай решение — все равно ведь придется войти в пустую квартиру, глуховато брякнув ключами (не забыть бы подкинуть какой-либо тухловатой рыбешки лестничной кисуле), поозираться в который раз, нагло просмотреть ленту телеграфа, усесться и ждать. Когда-нибудь она появится. Проспать бы сутки, лучше двое, но это нереально. Маргарита, ведь ты когда-нибудь придешь.

Я надеялся на это. Хотя знал: оттуда не возвращаются. Грош цена болтовне того, кто утверждает, будто бы ушел и вернулся. Доказательств нет.

Как долго я ни тянул время, путешествие все-таки пришлось совершить. Я, как обычно, обогнул слева угрюмый темный дом, который так и не удосужились отреставрировать. Следы КББ — квазибактериологических бомб, этих въедливых зараз, которые семьдесят лет назад жрали буквально все: металл, камень, пластмассу, дерево, да и человечинкой не брезговали — собственно, для того они и были придуманы, — оставили на фасаде глубокие червоточины. Завернул за угол, поборолся немного с искушением заглянуть в заведение, где пиво не всегда было жидким; далее. Вот и подъезд. С консьержкой мы уже почти подружились. Как-то странно она себя ведет: накидывает почему-то на себя Маргаритин свитер. Доброму вору все впору. Подарок с барского плеча? Киски не слышно. А Маргариты нет.

Я так и знал.

Вот ведь обломище.

Забавно: в холодильнике у нее, как и у меня, находится лишь кефир. И еще заплесневелый сырок. О, теперь можно почувствовать себя аристократом.

Ем эту гниль.

Где Маргарита?

Н-да, как-то мне не очень поверилось в эти ее разглагольствования о параллельных мирах. Я, поверьте, теперь человечек простой, книжек умных уже не изучаю. Не верю им.

Ведь эдак можно дозвидеться до шут знает чего. Иные миры! Читал я этих фантазеров. Да, чувак там в одной истории изрядно попал. Таинственные ситуации объясняются элементарно — баба не в состоянии думать своими мозгами никак, она думает, увы, другими полушариями. Мой жизненный опыт говорит: не верь. Все это лапша.

Все ложь. И Маргарита, выходит, тоже?

Лгала она мне когда-нибудь?

Заморочился. Перешел в малую комнату, ту самую, и стал рассматривать копии.

Я вторгся во что-то интимное. Было стыдно. (А почему не было стыдно в первый раз?)

Комод был забит копиями под завязку. Я даже удивился, как Маргарите удалось так плотно все впихнуть. Так. Fello. Scoce. Аneoni. Башин, Мичковский, Лембовская — одно лишь созерцание пленок вызывало чувство, граничащее с самыми невероятными фантазиями. Маргаритиной аккуратной рукой были приклеены ярлыки; на каждом яуфе красовалась бумажка, надписанная красными чернилами, и была закатана под скотч. Только маркировка одного контейнера выглядела не так. На нем были лишь две белые буквы (ярлык черный): «М. М.». Маргарита Мельникова!

Я спускал ленту на пол, меня уже не трогали этические проблемы вкупе с мозговыми тараканчиками. Зачем?

Не было проектора, вот засада. Да и пес с ними всеми, глаза иной раз умеют работать наподобие скачкового механизма, будь он грейферным или мальтийским. Если достаточно быстро передвигаться и моргать, ряд из трехсот скульптур, обнаруженных на том самом затонувшем — и внезапно поднявшимся из пучины островом — оказывается, дает кинематографический эффект. Предки не были дураками, и оставили нам такое удивительное каменное кино.

Фильм этот, коротенький, не раз демонстрировался.

_{* * *}

Есть другие города. Странные, может быть? Города, по которым бродишь, как сомнамбула; сесть на автобус и проехать всего лишь одну-две остановки кажется глупостью. Пройдя через канал, задумываешься, кося глазом на магистральный: увы, набор светлячков не мерцает — он тупо включается и выключается; а лампа так называемая накаливания, имея в своем напряжении то ли тридцать шесть, то ли всего двадцать четыре жалких вольта или около того, раздумывает, чтобы включиться. Потом она раздумывает, когда приходит время выключаться. Короткопереходники или что-то в этом роде не нравятся никому; включение, выключение — это, знаете, нехорошо, ребята. Слишком плохо это как-то мигает, неправильно, а вот еще что: не надо трогать линзы Френеля и лампы накаливания, оставьте, ради бога. Вы даже не можете представить себе, каким отстоем обернулась ваша забота о нас. Проморгали. Да идите на фиг, лампа — кретинка. Сигнал должен быть однозначным. Он, во-первых, фокусируется в угле не шире трех градусов, во-вторых, обязан приходить в глаз машиниста, как напоминание о неверности жены! Сигнал должен читаться ясно и четко!

Я не прав? Говорят, да.

Поспорите?

_{* * *}

Вообще-то задолбало. Странная скульптура на улице Авангардной (и что в ней авангардного, скажите на милость): одна бетонная стрела влево, другая, повыше, направо. Куда? Ладно, — куда, еще можно понять. Но зачем?

Я выхожу на свою улицу. Мне все по барабану.

_{* * *}