– Как тебе, Саки? – поинтересовался Илья. Его голос долетал до неё откуда-то с невидимой части Вселенной. – На что это похоже у тебя?
– На куру, – ответила она. Если отбросить эмоции – чего Сакура сделать не могла – у юлтуза и впрямь был вкус варёной курицы, которую забыли посолить. Воспоминание исчезало огочительно быстро, и Сакура разочарованно заглянула в коробку – вдруг проглядела что.
Увы, нет.
Похоже, все остальные разделяли её разочарование. Илья с остекленевшим взором облизывался, как выползший на солнце геккон. Джек цедил пивцо. Серый понуро перебирал коробки с настольными играми. По телевизору шли «Унесённые призраками»: родители Тихиро уже уселись за колдовскую трапезу и до превращения в свиней им оставалось минут пять.
«Совсем как время доставки в «Транстемпоральной», – подумала Сакура внезапно, и хотя юлтуз ей зашёл – да ещё как, глупо было отрицать – холодок пробежал по её плечам.
Илья продолжал облизываться, и она, чтобы стряхнуть нежданную тревогу, подколола:
– Губы не сотри языком.
– Разминаю перед поцелуями, – парировал Илья.
– С Серым собрался целоваться? – отбила остроту Сакура.
– Его в эти дела не впутывай, – туманно ответил Илья и поднялся с пола. – Никто не против музыки?
Не встретив возражений, он дотопал до компьютера и запустил плейлист. Раздался «Имперский марш смерти» в одной из многочисленных электронных обработок, и с первыми нотами из колонок заструился фиолетовый свет, густой и пульсирующий, подобно вене на шее утомлённого великана.
– Как ты это сделал? – ошеломилась Сакура.
– Я никак, – ответил Илья растерянно. – Оно само. – Он наклонился над колонками, словно свечение было неисправностью, которую следовало устранить, и тут до него дошло: – Стоп, ты тоже видишь?
Сакура оглянулась на ребят и по их остановившимся лицам поняла, что свет видят все. И что он – повсюду.
Люстра истекала вязким сиропом жёлтого, который падал в сочно-красную поверхность ковра и оставлял разбегающиеся концентрические круги. От экрана телевизора по комнате плыли паутинки синего и изумрудного, они перемешивались, как два разных сиропа в коктейле, когда его размешивают трубочкой. Стены облизывал серебристый, морозно искрящийся туман, который дышал в ритме с музыкой. В него вторгалась фиолетовая дымка из колонок, и эта диффузия выглядела неожиданно интимно, будто два цвета оказались живыми, ласкающими друг друга существами. Глядя на них, Сакура ощутила тепло в низу живота. Она поспешила скрестить руки на груди, чтобы никто не успел разглядеть сквозь майку, как затвердели её крошечные соски.
«А у ребят там… тоже?» – подумала она взволнованно и чуточку испуганно. Её сознание оставалось ясным, и ей совершенно не хотелось принимать участие в оргии, на которую провоцировал живой свет. Она встретилась взглядом с Джеком. Знала ли она прежде, что цвет его глаз – зелёный? Они переливались, как драгоценности, а стёкла очков усиливали эффект – не Джек, а навороченный диджей за пультом, ни дать ни взять.
– Космос, – вырвалось у неё.
– Юлтуз, – поправил Джек.
– В Амстердаме я пробовал грибы, – сказал Илья. Он осторожно переставлял ноги, вышагивая по комнате, и воздух вокруг них разбегался волнами. – Меня тогда накрыло на несколько часов. Но то, что сейчас, не идёт ни в какое сравнение с тем, что тогда.
Он поднял руку и продемонстрировал всем, как кончики пальцев, словно призмы на иллюстрациях в учебниках физики, испускают крошечные радуги.
– Что видите? – спросил он, обращая ладонь к собравшимся.
– Пальцы искрят, – подтвердила Сакура. – Ты как грёбаный император Палпатин.
– У нас одна галлюцинация на всех, – заключил Илья и хихикнул – или икнул, Сакура не поняла.
– А так бывает? – спросил Серый. Из его рта выкатилось несколько смоляных шариков, которые чёрной ртутью рассыпались по игровому полю «Имаджинариума».
Илья опять издал икающий смешок. Позже Сакура думала, что ей бы насторожиться ещё в этот момент, но кто мог знать – они быстро привыкали к происходящему. И происходящее было… клёвым. Её возбуждение само собой перетекло в эйфорию.
– Что если, – начала рассуждать она, – что если это не галлюцинация? Что если наши органы чувств обострились настолько, что мы стали видеть мир таким, каков он есть в действительности?
– Вроде как котейки? – поддакнул Илья и хохотнул. А почему бы и не хохотнуть? – шутка ведь.
– Смотрите, – сказал Джек.
По столу между бокалов двигались разноцветные пушистые комочки – ни лапок, ни ушек, только глазки и улыбающиеся ротики. Сакура пришла в восторг:
– Уруру, какие няши!
– Это игральные фишки, – пояснил Джек. – Были только что.
Няши уставились на Сакуру и тонкими клоунскими голосами затянули японскую песню.
– Ты им понравилась.
– Хочу ещё, – заявил Илья. Он дышал с открытым ртом, его щёки налились багрянцем.
– Юлтуз? – встрепенулась Сакура. – У нас сорвёт крышу!
– Какой юлтуз? – отмахнулся Илья. – Юлтуз как-нибудь потом… У нас ещё двадцать третий век не охвачен и двадцать четвёртый.
Тут бы Сакуре и тормознуть его, но раскачивающиеся пушистики, выводящие песенку на японском, были настолько мимимишными, что она выпалила: