Дурной глаз

Раз, два, три тела. Два принадлежали, без сомнения, владельцам квартиры. Сквозь паутину Женя даже разглядел леопардовый узор лосин, в которые имела обыкновение втискиваться жена хозяина.

Что до третьего тела… Замешательство Жени развеялось, как только он смог воспринимать другие, более прозаичные, предметы обстановки.

У входа валялась большая, чёрная с жёлтым, сумка, которую когда на плече, когда на сгибе локтя носила баба Таня. Сумка улыбалась вошедшему жабьей улыбкой. Его мозг моментально воссоздал произошедшее: старуха, не застав в прошлое посещение Женю, решила навести визит соседям и спросить с них за трещину в потолке, возможно, стребовать сколько-нибудь наличности. Услышала возню, решила, как и Женя, что соседи заняты ремонтом, и, по своему обыкновению, без церемоний сунулась в квартиру. Вошла и уже не вышла.

Он почувствовал, как под ложечкой растёт, поднимается беззвучное хихиканье, похожее на спазм, на икоту.

«Ну где же ты, паучок? В кладовке? В ванной? Или на потолке?».

Эта мысль оборвала рвущийся смех. Женя поднял голову и да, косматая тварь была над ним, плавно опускалась на лицо, растопырив колючие лапы, шевеля влажными челюстями; их взгляды встретились… на один ужасающий миг, созданный его воображением.

Женя моргнул, и его взору предстал потолок, обычный потолок, на котором даже паутины было не так много.

«Достаточно с меня. Пора убираться. Немедленно».

Он так и поступит. Но прежде…

Женя наклонился и осторожно, стараясь не задеть ближайшую сигнальную нить, подобрал сумку бабы Тани.

Паутина отделилась от неё легко, со звуком ветхих обоев, которые отдирают от стены. Запах пыли и водорослей стал крепче. Ощущая, как от напряжения пошла складками кожа на затылке, Женя запустил руку в сумку

(«Там паук, сумка полна пауков!»)

и практически сразу нащупал кошелёк бабы Тани. Как и сумка, он был большим и вдобавок сальным.

Женя прислушался. Не почудился ли ему звук в одной из комнат? Слева?

Отмерев, он вытащил кошелёк и повесил сумку на локоть, как некогда делала старуха. В кошельке он нашёл купюры, сложенные по порядку: сотенные, пятихатки и восемь тысячных. Его плата за месяц аренды и даже больше. Женя покосился на спеленатые тела, мысленно – и формально – извиняясь.

«Жалкий мародёр!», – казалось, говорила ближайшая к нему мумия. Её голос доносился из дыры пересохшего рта, затянутой паутиной. – «Так низко пасть! Обирать пожилого человека, женщину, пенсионерку, которая создала тебе сказочные условия! Это поколение воняет, смердит!»

– Иди на хер, – одними губами ответил Женя и отбросил сумку подальше.

Она шлёпнулась громко. Чересчур громко. Из раззявленного зева выкатился старушечий хлам: пудреница, заколки, расчёска.

После шлепка на миг повисла тишина. Воздух точно уплотнился. Звон в ушах, вот всё, что Женя в эту секунду слышал.

Затем в одной из комнат – да, той, что слева – грохотнуло. Сдвинулось. Воздух пришёл в движение. Так поезд, прибывающий на станцию метро, гонит перед собой по тоннелю воздушный поток.

Дверной проём, в котором соседи так и не успели установить коробку, плавно заполнялся тенью. Порог переступила – «Тыдыщ!» – лапа. Она была огромна.

Под стать владельцу.

Размером с комод, тот едва мог втиснуться в прихожую.

Когда он протиснулся достаточно – наполовину собственного тела – Женя убедился, что это не владелец, а владелица.

По спине паучихи ползали и копошились её бледные, полупрозрачные детёныши размером с виноградину.

Восьмилапая мамаша попыталась развернуться, чтобы лучше рассмотреть гостя. Сиплое дыхание, похожее на свист закипающего чайника, вырывалось откуда-то из-под морды исчадия. Оно воздело лапы и упёрлось ими в стены. Послышался скрежет. Глаза размером с чёрные шары для биллиарда нашли человека, и Женя понял, что этот злой, голодный и испытующий взгляд останется с ним до конца дней.

Он вылетел из квартиры и, не помня себя, скатился вниз по лестнице.

Захлопнул ли он дверь?

Кажется, да… Определённо, да. Не сомневался, что да. Почти.

А вот в чём Женя был уверен на сто процентов, так это в том, что мочевой пузырь не выдержал.

Совсем небольшая протечка в штаны, и ох как же ему было на это плевать!

***

Первым делом он направился в ванную с чувством, что в его отсутствие паук оклемался и затаился в засаде, чтобы выпрыгнуть в самый неожиданный момент. Его опасения не подтвердились, и умопомрачительно безобразная туша по-прежнему смердела среди осколков раковины в натёкшей из паучьего брюха подсыхающей кашице, цветом и консистенцией напоминавшей содержимое детского подгузника. Женя сорвал занавеску, висевшую над ванной, и швырнул на паука. Занавеска закрыла тушу не полностью, наружу по-прежнему торчал порванный бок, лапы и часть морды с рядом ошеломлённо взирающих на мир глаз – влажных и даже после смерти живых. Казалось, паук подмигивает. Поправлять занавеску Женя не решился.