Дурочка

– Брешут! Православный он! А просто человеком был – необыкновенным! – сказал кузнец. – Пуля его не трогала, ядра мимо пролетали. Бывало, сядет на кошму – и на Дон перелетает, в другой раз сядет – на кошме по Волге плывет. В острог запрячут – возьмет уголь, на стене лодку нарисует, попросит воды испить, плеснет – река станет. Сядет на лодку, кликнет товарищей – и уж плывет Стенька. Вот какой был! Ни в огне не горел, ни в воде не тонул. Ничем его убить нельзя было… И говорят, не умер он. Вернется. Только срок дай. Придет, говорят, опять с Дона. Кривду из Кремля выгонит, Правду на трон посадит. Всей Руси волю даст. Клады свои разроет, бедным раздаст… Не даются людям клады Стеньки Разина. – Кузнец засмеялся. – Сам видел, как в землю уходят. Хозяина своего, стало быть, ждут…

– А вот в это я не верю! Чудеса это все! Не правда! Не верю я! – сказал краснощекий.

– Ах ты, тульский пряник! – возмутился кузнец. – Не верит он! Чудес много на свете, – не соглашался он. – Вот, говорят, верблюд по астраханскому краю холеру разносит, трубит, конец света предвещает.

– Не верю! Бабьи сказки все это! – закричал ему в ответ краснощекий парень.

– Чудеса! – сам с собой говорил русоволосый Ерема, сидя у печки и о чем-то крепко задумавшись.

– А то говорят, дочка ханская мамайская на золотом коне ночью по степи скачет, жениха ищет. Кого ночью встретит, тотчас к себе под землю утащит, – сказал кузнец.

– А вот не верю! Ей-богу, не верю! – закричал краснощекий.

– Чудеса! – задумчиво говорил русоволосый.

– А то еще говорят, рыбаки этим летом русалочку из Ахтубы в сети поймали!

– Ни во что не верю! – чуть не плакал, будто пытают его, краснощекий.

– Андрей! – позвал кузнец чубатого парня. – Скажи, правда это ай нет?

– Правда, – сказал Чубатый и засмотрелся на Катерину.

Катерина встала, пошла к Ганне, поправила одеяло, подоткнула. Отошла к окну. Тревожно прислушалась.

– Говорят, защекотала тебя русалка? – допытывался кузнец у Чубатого.

– Что? – сказал невпопад Чубатый, зачарованно глядя на Катю.

– Его другая защекотала! – засмеялись все.

Подошла Катерина, обняла Чубатого, подтвердила:

– Никому не отдам! Вчера как увидели друг друга – поняли, что это – навек!

– Верю! – вдруг захохотал краснощекий. – Вот теперь я верю.

Рассмеялась Катерина счастливо.

Чубатый смотрел на нее как заговоренный.

14

Сквозь жар и дымку Ганна видела, как забежал мужик, закричал:

– Банда Лешки Орляка в деревне! Сюда скачут.

Вскочили мужики, кинулись к дверям.

Грохнула дверь: на пороге атаман стоял. Побледнела Катерина. Входили вооруженные люди.

– Алеша? – спросила Катерина атамана, закрывая чубатого парня собой. – Ты зачем пришел? Я ведь просила тебя сюда не ходить…

– Я за тобой. Собирайся. Легавые за нами по пятам идут. Уходим за Каспий, за море.

– Нет, – сказала тихо Катерина. – Не пойду.

– Почему не пойдешь?

– Я другого, миленький, люблю.

– Так… – не ожидал атаман. – Время другое – и любовь другая? Вчера еще меня любила…

– Не время виновато – сердце.

Оттолкнул Катерину атаман. Увидел Чубатого:

– Босяка полюбила?

– Мне что бос, что обут, лишь бы сердцу был мил.

Атаман достал обрез.

– Добром, Катя, прошу: поехали! Знаешь ведь, ты мне одна люба.

– Нет, миленький, – покачала головой.

– Нет?

Не успела ответить, выстрелил атаман ей в сердце. Поглядел на Чубатого. Тот бледен стоял, не шевелился. Крикнул атаман:

– Уходим! – и вышел.

15

Забегали вооруженные люди по чайной.

– Водку бери! – закричал один другому. – Семен!

– Девку хватай, Степан!

Волосы Ганны разметались по подушке, лица не видно. Схватили Ганну прямо в одеяле, потащили.

– Пусти им петуха напоследок!

Деревня горела. Скакали лошади во весь опор. На телеге в одеяле лежала Ганна. Лежала – смотрела: будто в ней уже бушевал пожар, рушились балки, горели люди.

– Тебе бы только водку пить, Степан.

– А тебе только девок любить, Семен.

– Водка да девка – слаще ведь ничего на свете нет.

– Ну уж нет…

– А скажи – что? То-то же…

Бандиты гуляли в лесу. Сидели у костра, пили. Рассматривали, что награбить успели. Степан кольца примеривал:

– Эх, последний раз на родной земле гуляем, мужики!

В лесу один за пеньком сидел атаман. Пил из кружки водку не закусывая. О чем-то думал.

Подошел к нему Семен.

– Атаман! Там парни трофей привезли, тебя зовут.

– Что за трофей?

– Женский. Девку, короче. Парням невтерпеж. Иди пробу сними, а мы за тобой. По вспаханному.

– Без меня, – сказал как отрезал атаман.

16

– Неси, Степан, – приказал Семен.

Степан принес одеяло с Ганной. Положил на снег. Развернули. Испуганно Ганна из лоскутков глядела.

– Тю, да то мала!

– Мала не мала, лишь бы эта самая у ней была… – сказал Семен.

– Да то дурочка деревенская. Убогая она, – сомневался все тот же парень. – Грех.

– Все одно в аду гореть, – ответил Семен. – А что убогая… Так они, убогие, у нас всю жизнь отобрали… Едри их в корень! Держи ее, ребята! Первым у нее буду!

Навалились на Ганну со всех сторон. Ганна выворачивалась, била Семена в лицо, кусалась. Парни держали ее за руки, за ноги. Как распятая на снегу лежала.

– Ну, Семен, давай…

Вдруг раздался выстрел.

Мужик бежал:

– Атаман застрелился!

17