Через несколько минут дверь комнаты тихонько приоткрылась. Раков в этот момент раздевался, он бросился на разложенный диван, кое-как прикрылся простыней и замер с закрытыми глазами, стараясь унять сильно застучавшее сердце.
– Не надейся, это я, – объявила Туся от двери.
– Таисия Федоровна, ничего не было, клянусь, – прошептал Раков.
– Ну и дурак, что не было, – она подошла и села рядом. – Ты мне по сердцу, поэтому я сейчас прямо спрошу, а ты прямо ответишь, без уловок. Будешь врать – станем врагами.
– Я попробую, – Раков сел.
– Зачем тебе нужны волосы Аглаи, говори. Которые ты взял после свадьбы с расчески и хранил до сих пор.
Раков думал долго, Туся его не торопила. Наконец, лейтенант решился:
– Это на всякий случай. Я должен знать, кто отец Аглаи.
– Зачем, – не удивилась Туся.
– Так приучен. У меня с детства установка на выживание – всегда быть начеку, уметь и знать больше, чем другие. Это, наверное, от страха, что могу не справиться.
– Ты – старший брат в семье без отца?
– Так точно. Отец умер, когда мне было десять.
– Ясно… – Туся задумалась. – Для анализа на родство нужны два образца. – Она вдруг затряслась в тихом хохоте. – Страшно даже подумать, в каком месте придется отщипнуть от лысого Бакенщика!
Лейтенант посмотрел на нее с сомнением:
– Бакенщик?..
– Не подумай чего, я это для хохмы сказала. Просто представила, что и как именно ты будешь собирать для анализа у всех мужчин, окружавших Лакрицу в семьдесят шестом.
Дверь распахнулась пошире, в проеме образовалась фигура Смирновской:
– Что – Лакрица в семьдесят шестом? – спросила она строго.
– Луша, иди спать, я начеку, – отмахнулась Туся, вставая.
– Не верь ему, – сказала Лукреция.
– Да, не верьте мне, – заметил с дивана Раков. – Мы, смоленские молодцы…
– Хитрецы и подлецы! – громко закончила за него Лукреция. – Не спускай с него глаз, я завтра отъеду на несколько часов.