Дурочка (Ожидание гусеницы)

Список персонажей

Домой Смирновская вернулась разъяренной. Аглая сидела на ковре в кабинете, разложив вокруг себя свежие страницы мемуаров. Она подняла голову, пристально посмотрела на мать и спросила:

– Кто у тебя главный герой?

Лукреция задумалась, походила по комнате, успокаиваясь. Пнула пару листов ногой и заявила:

– Ты – главный герой!

– Не получается, – покачала головой Аглая. – Текст неправильный, обо мне написано мало – только вставки из дневников в начале каждой главы. А потом идет объяснение экономического и политического положения в стране. Как в учебнике по истории за 1971 год.

– Где ты взяла такой учебник? – устало спросила Лукреция, свалившись в кресло.

– В сарае. В коробке с дедушкиными вещами.

– Зачем ты полезла в эту коробку?

– За твоими дневниками.

Лукреция посмотрела на дочь расширенными глазами.

– Я подумала, что у тебя тоже должны быть дневники. Но ничего не нашла, только списки уроков с оценками за третий и четвертый класс Лукреции Смирновской. Ты была отличницей, да?

– Хорошисткой… – прошептала Лукреция.

– Я не хочу быть в твоей книге главный героем, – помотала головой Аглая.

– Героиней… – поправила Смирновская. – Стилистические контрасты. Я делаю это с текстом специально.

– Я не хочу. Я не героиня из обществоведения. Я вообще не героиня. Я – дурочка. Напиши, какая я дурочка. Помнишь, как ты говорила Антону Макаровичу – о трусах под кроватью и морковке.

– Боже, Лайка, это неприлично и никому не интересно!.. – Лукреция откинулась в кресле и закрыла глаза.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю и все. Заткнись, а то поссоримся.

Аглая замолчала. Тишина накрыла собой женщин, листы на ковре, стоптанные шлепанцы у кресла и необитаемую птичью клетку с подвешенным в ней металлическим цветком – свадебная роза, привязанная к жердочке.

– Тишина накрыла все саваном… – прошептала Смирновская, – рваным саваном с дырками звезд. Время в руку мне капало салом оплывающих свечек-берез. Крест нательный, сухарики – даром, и постыдная надобность слез…

Она открыла глаза и посмотрела на дочь напряженным взглядом человека, ищущего нужное слово. Аглая сжалась в предчувствии приступа ругательной самооценки у матери. Это обычно у нее случалось после декламации своих стихов или во время их сочинения.

– Милостыня! – воскликнула Лукреция. – Вот она – составляющая моего существования. С юности прошу смерти – у кого?.. У жизни! Абсурд. И почему, спрашивается, теперь, когда я этим уже не живу, я об этом пишу?! Потому что присягой обречена нищенствовать, это уже на подсознании… – Смирновская задержала дыхание, глядя с тоской на розу в клетке.

– А давай… Давай составим список персонажей! – поспешно предложила Аглая.

Лукреция выдохнула и задумалась. Пожала плечами.

– Давай. Включай диктофон. Продолжим скитаться в поисках милостыни. Пода-а-айте на искупле-е-ение грехов… – проблеяла она, ерничая.

Посмотрела на застывшую Аглаю и посерьезнела.

– Ладно. С кого начнем?

– Крэзи-бой. Почему ты его так называешь?

– Хипповали вместе в начале семидесятых. Мне – двадцать шесть, Крылову – двадцать восемь, по ночам слушали битлов, а днем козыряли выправкой на военной подготовке. Я – генеральская дочь, он – сын тракториста, мы встретились на курсах подготовки сотрудников КГБ, оба с дипломами лучших вузов Москвы.

– Ма-а-ам! – протянула Аглая. – Почему – Крэзи-бой?

Смирновская посмотрела на дочь в замешательстве и возмущенно объяснила:

– Он курил травку! На занятия по стрельбе приносил в рюкзаке свою восьмимесячную дочку!.. Читал запрещенные книжки, он был сумасшедшим!

– А почему ты – Лакрица?

Смирновская показала пальцем на книжный шкаф.

– Коричневый альбом. Моя юность. От парней не было отбоя. Я не считала себя красавицей, но они липли ко мне как мухи, безоглядно бросая своих девушек. Один из преподавателей на курсах сказал, что у меня слишком сладенькая мордашка для агентурной работы. А я глупая была, безотказная, беречь себя стала только, когда ты появилась.

– А Наша Таша моложе тебя?

– На семь лет. С нею я встретилась в семьдесят втором, она тогда была студенткой…

– А дядя Паша тогда какой был?

– Супермен, красавец, герой. Нас познакомила Наташка. Управлял всеми видами транспорта, стрелял из любого оружия. Только представь – руководитель опергруппы спецподразделения «Зет», тридцати восьмилетний мужик влюбился в студентку Ладову, которая проходила практику в архиве международного отдела ЦК. Бросил из-за нее семью. Первую, – хмыкнув, уточнила Лукреция. – Наташка замуж за него идти отказалась. Говорила, что Паша хочет ее, а любуется мною.

– Любуется… это – любит?

– Любуется это – смотрит и радуется.

– А почему он – Санитар?

– Профессиональный десантник. Умеет убивать бесшумно и чисто. После него не остается следов. Наташка сначала называла его «чистильщиком», как-то он приехал в фургоне с надписью «Санитарная служба». Мы стали звать его Санитаром.

– А почему дядя Семен – Бакенщик?