Кое-как договорились наладить творческий процесс по удобному для всех расписанию. Сели за стол в гостиной. Составлять «график жизни» вызвалась Туся. Аглая попросила себе время на просмотр телевизора. Туся потребовала для всех не менее пяти часов сна в день и еще один час для «выгула девочки» на свежем воздухе. Лукреция пообещала не читать во весь голос по ночам главы из своего произведения, не будить их для прослушивания «особо гениальных мест» и довериться Лайке в правильности размещения слов.
– Она же чувствует слова и их совместимость как я – любую еду по запаху! – настаивала Туся. – Отключись на время от своих амбиций, поработай с нею и будешь иметь отличную помощницу. Что ты вчера ночью нам впихивала? «Усиление неофициальных крыш зарубежного присутствия КГБ привело к разложению морального осознания…», как там дальше? Забыла. И это – плод твоих двухчасовых страданий и трех чашек кофе? Это называется мемуары? Лектор в деревенском клубе и тот бы повесился от такой политинформации!
– «…к разложению морального осознания патриотической роли разведки, сведя ее деятельность к добыче информации для личного обогащения», – тихо закончила фразу Аглая.
– Звучит ужасно… – прошептала Лауреция. – Это я написала?
– И подобного – три пачки листов по пятьсот штук! – завелась Туся. – Две дозаправки картриджа! Ты, конечно, мне обещала, что будет интересно, но всех нас уже впору сдавать в психушку. А ведь эту писанину ты задумала из-за Лайки, из-за ее дневников, сама говорила!
– Да?.. – задумалась Лукреция. – Действительно. Который час? – она вскочила.
– Полночь! – громко объявила Туся. – Куда бежим?
– Я так и не забрала дневники Лайки из дома Ционовского. Я знаю, в какой коробке они лежат. Поможешь? – Лукреция уже надевала плащ в прихожей.
– Завтра! – категорично заявила Туся. – Утром! Когда будет светло.
– Сама схожу, – Лукреция проверила, работает ли фонарь, и выбежала за дверь.
– Ты это видела?.. – Туся только руками развела перед испуганной Аглаей, стиснувшей кулаки под подбородком. – Не нервничай, пусть проветрится, ей полезно, а тебя я чаем напою.
Она включила наружное освещение вокруг дома – Лукреция, объявив свой дом неприкосновенным для бывших соратников, помимо установки замков и запоров провела дополнительное освещение участка. Обошла все комнаты, отслеживая минуты. Когда их накапало тридцать пять, Туся прикрыла пледом уснувшую на диване в гостиной Лайку и проверила пистолет. Он был заряжен.
Таисия надела кроссовки, заложила пистолет в нагрудный карман своего рабочего комбинезона и пошла искать Лукрецию.
На улице пахло весной, но изо рта шел пар – ранний апрель капризничал и не баловал теплом, замораживая по ночам звезды в лужах. Освещенная граница кончалась у прохода в заборе на участок Ционовского. Туся постояла несколько секунд с закрытыми глазами, чтобы привыкнуть к темноте, и шагнула в заросли сирени. Хозяйку она заметила по огоньку папиросы – Лукреция сидела на ступеньках дома и курила. Туся села рядом, потрогала ее холодную ладонь на коленке.
– Все образуется, – сказала она шепотом. – На девочку слишком много свалилось информации и возможностей. А ты напираешь.
Смирновская молчала, застыв. Туся присмотрелась к ней повнимательней и вздохнула. Лицо Лукреции в свете луны было голубым, губы – черными. Она повернулась, и Туся вздрогнула от отчаяния в ее глазах.
– Брось!.. Не изводи себя, – она обняла подругу. – Смотришь страшно, как покойника увидела.
– Двух покойников, – сказала Лукреция.
– Это как сказать, – Туся задумалась. – Я себя трупом чувствовала, когда племянница сыночка своего забрала – жить не хотелось. А тут с вами уже столько натерпелась, что обнаружила в себе и злость, и жалость, и ненависть, и даже эротические фантазии. Трупом меня теперь не назовешь. Ты тоже, знаешь, на покойника не тянешь со своими мемуарами, – она толкнула плечом Лукрецию.
– В пристройке два трупа, – безучастно произнесла Смирновская.
– Хочешь сказать… – Туся перешла на шепот, – что там опять кто-то умер?
– Санитар умер, – кивнула Смирновская. – Второго не знаю.
Туся вскрикнула и закрыла себе рот ладонью. Вскочила, спустилась вниз и стала думать, глядя на приоткрытую дверь в пристройку. Смирновская сидела, не двигаясь. Туся протянула руку.
– Давай фонарик.
– Туда нельзя заходить, твоих следов быть не должно. Санитар, когда нашел труп профессора, сказал мне позвать тебя. Знаешь, почему? Ты – хранительница очага, должна такой и оставаться – вне подозрений.
– А ты?
– А я уже наследила.
– Ладно, – кивнула Туся, заводясь. – А если я хочу убедиться, что ты не спятила, и там реально лежат два трупа?
– Санитар – сидит, – уточнила Лукреция. – Хочешь убедиться, сходи домой за пакетами, надень их на ноги, повяжи голову платком и не забудь о перчатках, домработница…