Дурочка (Ожидание гусеницы)

На следующее утро следователь Ипатова позвонила в ворота дома Лукреции в Усково. Звонить пришлось долго, так что Галина засомневалась, работает ли звонок, повернулась к воротам спиной и стала стучать в них ногой.

Туся со второго этажа определила по прическе, что пришла женщина. Почему-то не с главного входа. В восемь тридцать утра. Она сунулась было в комнату Лукреции, но послушав ее спокойный храп, будить передумала. Спустилась вниз, надела галоши и не спеша добрела до ворот. Внимательно прочитала все, что было написано в удостоверении Ипатовой, посмотрела на следователя сочувственно и спросила:

– Завтракала, родимая?

– Не успела, – улыбнулась Ипатова.

– Тогда пошли.

Туся усадила следователя в столовой и только посмеивалась про себя, видя как меняется выражение лица гостьи по мере заполнения стола. При появлении небольшого салатника с горячей овсянкой и куском сливочного масла, следователь мечтательно улыбнулась – не иначе, как детский садик вспомнила. С наслаждением понюхала ломтик бородинского хлеба. Тарелка с сыром, колбасой и тостами – Ипатова еще улыбается. Вот и кофейник пожаловал с плиты, и сливки перелиты из пакета в молочник с синими васильками… такими же, как на салатнике. Красная икра, пяток вареных яиц… апельсины с бананами на блюде… улыбка испарилась, в глазах – растерянность. После фирменной коробки с тортом «Птичье молоко» из комбината на Херсонской улице на лице следователя появились явные признаки паники.

– Ешь!.. – подбодрила ее Туся. – Зря, что ли вставала в шесть утра и тащилась в такую даль.

– У вас, наверное, вчера было какое-то торжество? – попыталась объяснить подобный завтрак Ипатова, с тоской вспомнив свое получасовое стояние в очереди за сыром после работы.

– Нет, вчера мы с хозяйкой в город ездили по делу. К тебе в Управление. Я напросилась поехать с Лукрецией для моральной поддержки. Заодно и еды прикупили. Мы стараемся не оставлять нашу Лайку одну, и вдвоем уезжаем редко. Да ты кушай, не стесняйся. Вчера пришлось ее запереть в доме. В прошлый-то раз, когда она осталась одна и не заперта, мы вернулись, а Лайка болтается у пруда на окраине деревни и давит лягушек. Это у нее любимое занятие – лягушек давить…

Таисия последние слова проговорила совсем тихо и задумалась о своем, уставившись в окно. Следователь осмотрелась в поисках собаки – ни подстилки, ни миски. Она сделала себе бутерброд, подняла глаза и вздрогнула: в проеме двери бесшумно образовалась совершенно голая девушка с фарфоровым телом нимфы, лицом ангела и распущенными волосами, укрывшими ее ниже ягодиц.

– Вы – друг? – спросила она, глядя напряженно в лицо Ипатовой.

Кое-как справившись со ступором, Галина растерянно кивнула.

– Я следователь из отдела по розыску пропавших. Ищу одного человека…

– Лайка, оденься и приходи завтракать, – с ласковым нажимом приказала Туся.

– Я услышала голоса. Думала, что это Наша Таша пожаловала, – девушка смотрела на Ипатову насторожено.

– Чистые трусы лежат в кресле у кровати. Занеси кофе матери. Скажи, что у нас следователь в гостях. – Таисия налила в глубокую чашку немного кофе и добавила туда же рома из красивой заграничной бутылки.

Девушка подошла, чтобы взять чашку, Ипатова застыла глазами на ее груди с бледно-розовыми сосками – совсем рядом… такая неестественная мучительная красота…

– Тебе плеснуть в кофе? Или с утра не принимаешь? – чей-то голос совсем рядом.

– Что?.. – очнулась Ипатова.

Осмотрелась, не понимая, где она, увидела женщину с короткими рыжими волосами, бледным лицом и колдовской зеленью в глазах. Женщина показывала на бутылку. Ипатова подвинула свою чашку и кивнула.

– Принимаю. С утра… Как вас зовут?

– Таисия меня зовут, я здесь вроде приживалки, хоть Лукреция и называет меня домработницей, и даже зарплату платит.

– А это ведь… – следователь показала рукой на проем в двери, где уже никого не было.

– Да, это дочка Лукреции, Аглая, мы ее Лайкой зовем. Ты к ней… пожаловала?

– Я, действительно… – пробормотала следователь, потом решила заняться едой, чтобы успокоиться и собраться с мыслями.

Минут через десять в столовую пришла Аглая. Одетая – джинсы и тонкий свитер. Волосы собраны сзади в хвост. Села за стол, выбрала яблоко и начала медленно срезать с него кожуру тонким серпантином.

– Мать придет завтракать? – спросила Туся.

– Нет. Мама сказала, что доверяет тебе. И что мне нельзя такой кофе, как у нее, – Аглая дочистила яблоко, отодвинула его и начала поедать кожуру, потихоньку затягивая в рот тонкую красную полоску.

Галина достала из сумочки фотографию Чарушина. Положила ее на стол.

– Вы его знаете? – она старалась не смотреть на девушку, чувствуя, что опять потеряется, но помимо воли прилипла глазами к ее лицу.

– Я совсем его не знаю, – покачала головой Аглая.

Помоталась из стороны в сторону свисающая из ее рта кожура.

– Может, когда-нибудь видели? Случайно…

– Когда-нибудь… – прошептала Аглая, сжавшись. – Я умру только, если захочу сама. Тогда наступит то самое время, когда я уже нибудь . Но сначала – никоторый миг…

– А теперь – овсянка! – радостно объявила Туся от плиты и поставила перед Аглаей старую глиняную миску с щербинкой.

Девушка заглянула в расплывающееся в каше янтарное озерцо сливочного масла и прошептала, улыбнувшись:

– С черным хлебом…

– С черным хлебом и медом! – Туся сунула в руку Аглаи ложку и сжала тонкие безвольные пальцы.