Дурочка (Ожидание гусеницы)

Ночью Раков переступил через свое поклонение – что-то в нем изменилось после убийства человека. Это было осознание бессмысленной уязвимости жизни при всей ее гениальной конструкции существования. Последствием такого осознания стала неуправляемая ярость тела. Когда Аглая села к нему в кресло на колени, и ласкаясь, закрыла своими волосами, он стащил с нее шорты и посадил на кол своей похоти, отрекаясь в этот момент от любви.

– Вы больше меня не любите? – спросила Аглая после двухчасовых скачек, инициатором которых, кстати, стала она – после упражнения в кресле.

– Люблю… конечно… – прошептал Раков, лежа на мокрых простынях, и добавил в оправдание: – Просто – жара…

Изощренное хамство

Утром в субботу Раков решил не завтракать. Участковый мог оказаться человеком исполнительным и отослать вчера вечером в базу МВД ксерокопию фотографии из паспорта Блумера. Тогда с минуты на минуту – жди гостей с обыском всей территории у дома Ционовского. К одиннадцати – тишина. Половина первого. Есть хотелось ужасно. На террасу, где он с девяти утра изучал географический атлас, выползла Лукреция с обмотанной полотенцем головой. В буквальном смысле – еле передвигая ноги и цепляясь за стены. Она так посмотрела на зятя, что стало ясно – его с Аглаей ночные скачки будут основной темой дня.

– Ужасно выглядите. Как черепаха Тортила в коме, – Раков решил первым пойти в нападение и даже выделил себе три минуты на скандал – больше не выдержит.

Лукреция свалилась в плетеное кресло, налила из графина чего-то желто-зеленого с плавающими кусками лимонов. Выпила, разглядывая зятя, и неожиданно миролюбиво поинтересовалась:

– Она хорошая любовница?

Раков напрягся, уставившись в карту Канады. Захотелось послать тещу в конкретное место и поругаться навек. С другой стороны… Он уже столько рисковал, чтобы находиться рядом с этими женщинами… Вздохнул и решил отделаться изощренным хамством:

– Аглая мне понравилась больше Натальи Петровны. Но я думаю, что Таисия Федоровна – вообще вне конкуренции.

Лукреция посмотрела на зятя растерянно, в глазах – детское изумление, Ракову даже показалось, что она сейчас заплачет от обиды. Поэтому…

– Я уверен, что вы им всем дадите фору! – поспешно заявил лейтенант, выставив перед собой ладони в предчувствии припадка ярости.

Но Смирновская засмеялась, схватившись за голову. Полотенце сползло, мокрые волосы упали на ее лицо и плечи, Лукреция хохотала самозабвенно, стуча босыми ногами в пол. В кухонной двери появилась Туся. Вытирая с нервным усердием высокий стакан, она прислонилась к притолоке и так посмотрела на Ракова, что он покрылся мурашками.

Тело

Половина третьего. Пик жары. Отобедавший Раков в беседке играет с Аглаей в шашки. От нагретых сосен иногда просачивается приторный запах смолы – почти неощутимый ветер затягивает его в спасительную тень виноградных листьев. Раков тогда закрывает глаза и с тщательностью слепого ощупывает пальцами лицо сидящей рядом Аглаи, чтобы его счастье пахло сосновой смолой. А запах сосновой смолы всегда потом напоминал, что счастье было.

Таисия в это время стоит у границы участков и смотрит в профессорский двор настороженно, как собака, почуявшая опасность. Она пытается определить источник звука, который ей не нравится – странное прерывистое жужжание. Туся хотела просто посмотреть, не появился ли Блумер, простояла здесь минут десять – никакого движения, но теперь она не может уйти, пока не поймет, что жужжит.

Лукреция из чердачного окна в бинокль видит Тусю, видит ее озабоченное лицо и не понимает, что так насторожило домработницу. Вдруг Туся резко разворачивается и бежит от забора к дому. Лукреция на всякий случай обшарила в бинокль территорию у дома Ционовского, пристройку и видимый кусок дороги у въезда – никого. Когда она спустилась с крутой лестницы, Туся уже стояла на площадке второго этажа. В руках – полиэтиленовые пакеты и резиновые перчатки.

– Мухи, – прошептала Туся. – Много мух.

Лукреция всмотрелась в ее напряженное лицо, подумала и кивнула:

– Где?

– У пристройки.

– Подожди, я переоденусь, – Лукреция направилась в свою комнату. – Где Лайка?

– С мужем в беседке. Не надо ему ничего говорить, пока не посмотрим. Он и так сексом зашибленный.

Смирновская в холщовых брюках и мужской рубашке, Туся – в сарафане, с косынкой на голове, пошли на участок Ционовского. Прерывистое жужжание было слышно от пролома в заборе. У пристройки оно стало громким, рой мух показался тучей, и Туся прошептала:

– Не корова же там… сдохла, в конце концов? Участковый вчера осмотрел пристройку?

– Нет… – пожала плечами Лукреция.

– И почему же он ее не осмотрел?! – Туся с досадой дернула Лукрецию за руку, поворачивая к себе. – Его вызвали, чтобы он осмотрел все! Ничего нельзя доверить, за всем я должна следить, да?

– Давай сначала выясним, в чем дело, потом будем орать! – крикнула Лукреция и решительно открыла на себя дверь пристройки.