Дурочка (Ожидание гусеницы)

Жара

«Поскакал» Раков в квартиру, чтобы побыстрее избавиться от одежды Исламбекова. Коробочку с микросхемами он засунул в нишу за счетчик на лестничной клетке этажом выше. Подхватил у себя с пола пакет с черным прикидом, мокасинами и шляпой, вышел из подъезда, а там лязг стоит, которым обычно его будит от семи до полвосьмого мусоровоз, закидывая в себя содержимое бачков – ну как тут опять не вспомнить своего ангела-хранителя. Глядя на лопасти, уминающие пакет в вонючем зеве мусоровоза, Раков представил ангела как своего младшего брата в семь лет – нежным на лицо, с льняными волосами и крапинками веснушек на облупившемся от солнца носу.

Стоя в ажурных пятнах солнца сквозь тополиную листву, Раков вдруг вспомнил и Аглаю – реакция на «ангела», и неожиданно для себя захотел проговорить под этот жуткий лязг стихотворение, которое она частенько напевает при нем.

– Бог согнулся от заботы… как там?.. И затих. Тра-та-та… много ангелов святых… Сотворил. Есть с огро-о-омными крылами! А бывают и без крыл. А бывают и… без крыл… ( Цветаева )

В три часа дня он плелся от станции к дому Лукреции. Встретили его шумно – Туся и Агля, и давай рассказывать про странного гостя, про его шляпу, саквояж, и как он денег попросил, а потом не взял. Раков под их рассказы разделся до плавок, в этот момент женщины как по команде замолчали и без единого звука просмотрели весь процесс обливания им холодной водой на траве у беседки. После второго ведра на террасе появилась Лукреция и откровенно залюбовалась мокрым мужским телом на фоне резных листьев винограда, забыв зажечь папиросу во рту. Раков взял с куста принесенное заранее полотенце, обернулся им ниже пояса, снял плавки, отжал их и посмотрел на женщин как уставший пес на охраняемое стадо – все на месте, можно подремать.

Он отказался от еды, пошел в комнату Аглаи и зарылся в ее постель.

– Однако!.. – заметила на это Лукреция.

Аглая только вытащила полотенце и нежно прикрыла его ягодицы простыней. На стене в изголовье кровати висели на одном крючке металлический обруч и наручники. Из обруча свешивался вниз гигантский колпак из цепочек с капроном. Аглая залезла коленками на подушку и тронула наручники, чтобы послушать их звяканье – для нее это стало что-то вроде обряда на удачу.

К вечеру зять встал, был проведен чуть не под руки к накрытому столу, где и продемонстрировал чудеса обжорства на радость Тусе. Семейную идиллию нарушала только нервозность Лукреции. Ей не терпелось сходить с визитом в дом профессора – проходимца совсем не видно, она с утра наблюдает за домом в бинокль – никакого движения. Раков отговаривал ее по-всякому – рабочий день, человек должен по своему делу кого-то посещать. Юриста, например.

– Зачем ему юрист? – возмущалась Лукреция, – Он же – мошенник!

– Значит, – вяло сопротивлялся Раков, – он где-то обговаривает план захвата наследства Ционовского со своими подельниками. Давайте дождемся выходного дня, и завтра, к вечеру…

– Да почему же к вечеру? – начала закипать Лукреция.

– Послушайте, вы сами дали ему ключи от дома. Дали?

– Дала! – злорадно внедрилась Туся. – И разрешила жить там, пока будет длиться тяжба.

– Вот видите. Сами разрешили пожить, а теперь хотите пойти и устроить разборки, чей именно он правнук.

– А может вызвать участкового? – предложила Туся. – Пусть проверит документы. Мы его попросим, чтобы пробил этого типа по базе мошенников, потому что у профессора нет никакого правнука. Логично?

– Отличный план, – одобрил Раков. – Участковый по субботам работает?

– По пятницам – точно работает! – уверенно заявила Лукреция.