Дурочка (Ожидание гусеницы)

— Мемуары? Какая прелесть!.. — Ипатова сердито пнула ногой почти истлевшую шишку. — А в свободное от учебы время позирует для мужского журнала и душит лягушек у пруда?..

— Давит, — поправила Туся.

— Что?..

— Лайка их давит. Босыми ногами.

Ипатова, опешив, всмотрелась в серьезное лицо Таисии и решительно зашагала от ворот по дороге, бросив напоследок:

— Сумасшедший дом какой-то!..

— Наконец-то дошло! — с облечением заметила Туся, закрывая створки. 

Правнук Ционовского

Июль 96-го. Жара к обеду поднимается до 36 градусов. Растрепанная Лукреция, потея, ходит по террасе в ночной рубашке и читает свои тексты, с выражением выделяя интонациями острые моменты. Молодому мужчине, застывшему у калитки, она кажется заблудившимся театральным персонажем. Мужчина неуверенно озирается, достает из кармана пиджака бумажку, читает и смотрит на табличку на доме Смирновской. Туся, наблюдающая за ним из окна своей комнаты уже минут десять, не выдерживает и спешит вниз, бросив по пути голой Аглае за компьютером:

— Оденься, к нам гости.

Аглая встает, подходит сначала к окну в коридоре. Не видит никого у ворот и идет в комнату матери. Она стоит у открытого окна, смотрит на странного человека у калитки во всем черном. Вот он снял черную шляпу и обмахивается ею, а под шляпой оказалась маленькая круглая шапочка — на макушке. Аглаю это рассмешило, она засмеялась звонко, закинув голову. Мужчина застыл, увидев ее в окне, и открыл рот. Таким его и обнаружила Туся — истукан с открытым ртом во всем черном, с прижатой к груди шляпой. Под расстегнутым пиджаком виднелась жилетка, из кармана которой свешивалась цепочка как от карманных часов. Рубашка — серая, галстук — черный, длинные черные брюки, пыльные туфли. Рядом с туфлями на земле стоял черный саквояж из качественной кожи.

Туся облокотилась на калитку и поинтересовалась:

— Ты не замерз, родимый?

Мужчина вздрогнул, закрыл рот, нашел ее глазами и чуть поклонился.

— Извините. Я ищу Лукрецию Смирновскую.

— Ты ее нашел, — кивнула Туся. — Как представить?

— Исмаил Блумер. Я по делу, извините…

— Паспорт с собой?

Опешив, мужчина несколько секунд смотрит на Таисию, словно не верит услышанному. Потом с усердием начинает рыться во внутреннем кармане пиджака.

Туся изучила несколько страничек в паспорте, посмотрела на дом, на хозяйку, которая увидела с террасы гостя и облокотилась на перила в ожидании. Прикинула расстояние, которое придется пройти к ней, потом — обратно… Вытерла мокрый лоб тыльной стороной ладони, вернула паспорт и помотала головой.

— Говори, какое у тебя дело, или оставь номер телефона. Она сама позвонит.

— Наследственное дело, — мужчина опять слегка поклонился. — Я, некоторым образом, родственник профессора Ционовского. Из Саратова. Я его внук. То есть, пра-пра… внук.

Заметив, как изменилось лицо женщины за калиткой, Блумер заспешил с объяснениями:

— Вы не подумайте ничего, я без претензий, я приехал посоветоваться. Есть некоторые вопросы…

— Заходи, — Туся решительно открыла замок на калитке.

Они прошли к террасе, там теперь никого не было, Таисия усадила гостя за стол и ринулась в кухню.

— Внук Ционовского. Исмаил Бумер… или — Бамер?.. Семьдесят первого года, прописка Саратовская. Хочет поговорить, — доложила она Лукреции, которая к этому времени кое-как закрепила палочками пучок волос на голове и надела длинный халат. — Нет!.. не внук, правнук, — уточнила Туся и пожала плечами: — Я забыла, сколько «пра»!

— Он иудей? — озаботилась Лукреция.

— Понятия не имею. Как-то знаешь, недосуг было спросить. Лушка, а вдруг он приехал завещание опротестовать?

— Да ради бога! — хмыкнула Смирновская и решительно направилась на террасу.

При ее появлении Блумер встал, улыбнулся, поклонился, повертелся на месте, нашел, куда поставил саквояж и присел, открывая его. Смирновская села напротив в плетеное кресло и закурила, внимательно наблюдая за его действиями.

— Вот… — мужчина встал и протянул ей древнюю фотографию. — Моя мама, а рядом — адвокат Шульц. А это — я… маленький… Это в Саратове снимали, сзади наш дом, справа — водокачка.

— Ничего не понимаю, — призналась Лукреция, не прикасаясь к фотографии.

— Простите, я нервничаю, — мужчина вытянулся и кивнул головой. — Исмаил Блумер, правнук Ционовского.

— Правнук — это?..

— Сын его внука от первого брака — подсказал Блумер.

— Первого брака… внука?

— Да… то есть нет! — встрепенулся Блумер. — Внук от первого брака профессора, хотя у самого внука это был второй брак, и он меня усыновил, некоторым образом… а потом умер. Вот.

— Поподробней, пожалуйста, кто у вас умер? — Лукреция уже еле сдерживала улыбку. — Садитесь же, вы можете снять пиджак. Сейчас принесут чаю.

— Извините… — Блумер сел и вытер лицо огромным носовым платком не первой свежести. — Мне трудно говорить. Умер внук профессора, — он поднял указательный палец, уточняя: — от первого брака!

— Неужели? — Лукреция сделала большие глаза. — И когда же?

Туся принесла поднос с бутербродами, чайник и кофейник. Заметила выражение лица Смирновской и нахмурила брови, призывая к серьезности.