Дурочка (Ожидание гусеницы)

— Ну… — задумалась Лукреция, — если бы оно осталось в доме, профессионалы бы нашли. Но я привезла его с собой в Москву. Сейчас оно в сейфе. В том самом сейфе, который Бакенщик взломал. Я поменяла дверцу и замок. Сейф, как сама знаешь, поменять трудно — без разрушений стены не обойтись.

— Отличная мысль — взять с собой. Просто взяла и положила в сумочку?

— В футляре от туалетной воды.

— Это был мой парфюм из Нью-Йорка! Большой пузырек в металлическом футляре, — вспомнила Туся.

— Точно. А в доме мы с Лайкой яйцо в разных местах прятали — что-то вроде игры на сообразительность. В перилах лестницы, например.

— Внутри деревянной шишки на балясине, — уточнила Лайка. — А потом я придумала положить его в телефонный аппарат, еще дедушкин, и сама закрутила дно винтиками.

— Знаю я этот аппарат, — кивнула Туся. — На нем вместо вертушки с цифрами герб Советского Союза. Постойте… последний раз я видела этот телефон на полке в гараже среди всякого хлама. Вы что — держали в гараже эту штуковину в полтора миллиона…

— Теперь твоя очередь, — перебила Лукреция. — Если бумаги в земле, в чем же они упакованы?

— Правильный вопрос — в чем, но мне давно пора в больницу, — решительно встала Туся. — Предлагаю сыграть в игру на сообразительность. А еще вы можете просто бегать по участку, а я буду говорить — горячо или холодно.

— Ты хотя бы понимаешь, что пластмасса разлагается в земле? Семь лет прошло! — Лукреция не могла успокоиться до больницы.

У палаты Ракова Туся остановила ее выставленной ладонью:

— За столько лет с ними и в банке и в письменном столе могло случиться что угодно. Все. Закончили. Ты меня совсем не знаешь. Я могла соврать, когда говорила, что сожгла, а могла — когда говорила, что перепрятала. Насколько для тебя важны эти бумажки? Отдашь меня на растерзание своим друзьям молодости? Когда скажешь полковникам?

Лукреция выдохнула и прислонилась спиной к стене.

— Так получилось, что ты самый близкий для меня человек. И я не собираюсь ничего говорить полковникам. Деньги здесь не при чем.

— Тем более, что у тебя их и без того много, правильно? Этим ты отличаешься от меня и Бакенщика! — Туся ткнула Лукрецию пальцем в грудь. — Но я никогда тебя не предам. И этим отличаюсь от тебя и Бакенщика.

— Когда я тебя предавала?.. — опешила Лукреция.

— Ты пишешь о том, что я рассказала только близкому человеку. Тебе. 

Литературное дело

В сентябре 1997 года директор издательства «Стилет» получил сильно удивившее его предложение.

Полковник Крылов, договорившись предварительно о встрече, приехал в издательство заранее, чтобы осмотреться. Он с трудом нашел нужное здание на улице Краснопрудной. Четырехэтажное Строение Б находилось в глубине неосвещенного двора. Металлическая входная дверь не имела ручки, звонок тоже отсутствовал. Потоптавшись на невысоком крыльце, Крылов обошел здание, обнаружив на первом этаже два освещенных окна. Полковник стал на цыпочки и заглянул в одно из них. В небольшой комнате за столом сидел молодой человек, которого Крылов тут же определил про себя как тип пионервожатого — юный и бурно активный. Вся комната была захламлена толстыми папками, они лежали стопками на полу, на полках и стульях, и «пионервожатый» вертелся между этими папками, декламируя что-то горячо с листка бумаги. Вероятно, сам себе, потому что никого больше в комнате не было. В особо напряженных местах он широко раскрывал рот, изображая хохот, а через секунду хватался с трагизмом за голову и даже стукнулся пару раз лбом об стол.

Крылов прошел к другому окну и погрузился в его спокойное свечение как загипнотизированный. Показалось, что время застыло — в комнате за столом с горящей настольной лампой неподвижно сидела женщина с сигаретой в руке и смотрела в одну точку. Перед ней лежала пачка листов, рядом в граненом стакане стояли ландыши, женщина не шевелилась, не моргала, и жизнь на этой картине в раме оконного стекла определялась только струйкой дыма от сигареты. Крылову стало не по себе, он тихонько постучал пальцем в стекло. Женщина встала и вышла из комнаты. Крылов пожал плечами, потоптался, потом сообразил и быстро прошел к металлической двери. Женщина ждала его в освещенном проеме и молча, кивком головы позвала за собой на второй этаж.

В дорого обставленном кабинете за большим столом сидели двое мужчин. Крылов сразу узнал Стива Лепетова, хотя они не виделись больше десяти лет. Лепетов встал, развел руки в показном намерении обняться. Крылов на расстоянии сделал то же самое и, сочтя приветствие законченным, устроился на диване в углу комнаты.

Лепетов, выждав паузу, представил второго мужчину — «мой главный по текстам». Юркий худощавый мужичок лет сорока изобразил на лице насильственную улыбочку, больше похожую на гримасу «больного зуба», встал, поклонился, беспокойно повертелся и сел.