Душа бессмертна (сборник)

— Не знаю, — сказала Киюшка, хотя все почти давно знала.

— Ишшо и в тот раз ревела, Маня-то, и вчерась ревела. Этот Леля и в тот раз лазил к ей за пазуху-то. Вчерась опеть за титьку схватил. Маня от него в куть, а он за ней. Я, грит, тебе не один, а три пайка выдам. Только приди, грит, в баню, когда деревня уснет.

— Лешой рогатой, бес, харя бесстыжая!

— Пес! — подтвердила Фаинка. — Пойдем, нажнем хоть по два снопа.

Но тетка Шура отняла серп, воткнула в суслон и отпустила девок по ягоды.

— Идите туды подале, к ричке-то! Там и черница в мошке растет.

Они ушли к самому лесу далеко от ржаного поля. В сухом верховом болотце поспевала черника. Нарвали попутно по полной охапке вкусных зеленых гиглей. И тут, чуть пониже, оказалась каменистая речка. Небольшой омуток с рыбными стайками и желтеющими кувшинками так и манил к себе, обещая прохладу, питье, такую же тишину, как дома. Маруся первая побежала к реке:

— Девушки, матушки, хоть бы ноги помыть.

— Каменья-то, каменья-то тут! — восхитилась Фаинка. — До чего хорошее каменье-то.

— У кого что на уме, а у тебя одно каменье, — засмеялась Киюшка.

— Да уж! Меня Лелечка приучил к каменью-то. — Фаинка разулась на берегу. — А у тебя-то кто на уме, Киюшка? Мужика вон одного дома оставила.

Прошло еще два дня, и все трое застыдились брать бесплатное молоко у хозяйки, да и сама тетка Александра то и дело посылала девок жаловаться лейтенанту.

Маруся наотрез отказалась идти. Зато Фаинка побежала без разговоров. Нашла она лейтенанта или не нашла, но прибежала обратно вся в слезах:

— К лешему, к лешему, к лешему, к водяному.

— Дак чево ревешь-то? — спросила Маруся.

— А ничево! — Фаинка завыла в голос и убежала в куть. Жалостливый щенячий голос вперемежку с «лешим» и «водяным» долго не стихал за перегородкой.

— Опеть, наверно, этот прохвост. — сказала Маруся.

Фаинка вышла с красным от слез лицом.

— Кто? От кого убежала-то? — спросила Киюшка.

— Да Лелечка! И ко мне который раз за пазуху лазает. Еще и щиплется.

— Ты бы свиснула по руке-то, штобы синяк! Больше бы не полез. А то бы и в самую харю.

— Девушки, ну-ко чево скажу-то. Ведь второй-то взвод. Убежали домой. Почти весь. Пять девок осталось.

— А мы-то чево? — встрепенулась Маруся. — Паек от нас утаили, каменье собрано. Ись нечево.

— Согласные вы, ежели убежим? — спросила шепотком Киюшка. — Дома скажем, что отпустили.

Фаинка даже преобразилась вся, недолго думая, кинулась собираться.

— Да ты погоди, погоди. Севодни-то уж ночуем как-нибудь, а завтре вместе с солнышком.

— А куды идти-то? В какую сторону? — спросила Маруся.

— Сперва на Кириллово! Мне сказывала хозяйка, в какой стороне Кириллово-то. Пойдем по солнышку. По дороге-то не пойдем, вдруг ловить будут. Может, и милиция уж поставлена.

Улеглись голодными, прижимаясь друг к дружке, долго перешептывались. Фаинка уснула первая после глубокого горького вздоха.

Полуночные петухи не разбудили окопниц, разбудили предутренние. Заря за окном занималась широкая, розовая.

Деревня вот-вот пробудится. Киюшка сбегала к хозяйке, которая вышла доить корову, поспасибовала.

Заохала тетка Александра, сразу все поняла. Забежала в дом, сунула девкам каравай, перекрестила на дорогу. И все молчком, чтобы никто не учуял. Девки задами, по холодной бусой росе вышли к околице. Озираясь во все стороны, испуганные и возбужденные, они не заметили, как перелезли через две изгороди.

— Не беги, не беги бегом-то, — громким шепотом остановила Маруся Фаинку. — Иди степенно, как будто по ягоды.

Чем больше отдалялось жилье, тем громче заговорили.

— По дороге-то не пойдем, пойдем пока полем. Сперва прямо под солнышко, а после у людей спросим. — Фаинка слово в слово повторила Киюшку.

Солнце, большое и теплое, слепящим и яростным сгустком поднималось с востока. Дело шло к осени и жаворонки, как висячие в небесах колокольчики, уже не трезвонили из небесной, еще безоблачной сини. Вот первое облачко, пухлое и белоснежное, появилось позади торопливых беглянок, загудели первые оводы, залетали кругами. Фаинка остановилась вдруг и положила котомку:

— Ой, ой, девушки, чево будет-то.

— Чево?

— Да гребенку на окошке оставила.

— Иди, не греши! На вот мою. Бери, бери, у меня две.

Маруся на ходу подала Фаинке гребенку. Фаинка не успела

слова сказать, как впереди объявился конский табун. Двое подростков верхом гнали коней. Девки шмыгнули в рожь и присели. Когда крики подростков и лошадиное фырканье стихли, Киюшка распрямилась:

— Пойдемте-ко! Эту деревню обойдем, а потом уж и про дорогу спросим. Авось Лелечка еще спит. А ежели и не спит, дак наплевали мы и на Лелечку-то.

— Да, поди-ко наплюй! — не согласилась Фаинка. — Говорит, что всех, кто убежал, будут ловить милицией.

Снова перелезли через две изгороди.

— А если заблудимся? В ту ли бежим сторону-то?

— В ту, в ту! — успокоила Киюшка. — Мне тетка Шура так и сказала, идите сперва прямо под солнышко, а после спросите. Еще и каравай в котомку сунула.

— А далеко ли до Кириллова-то? — не унималась Маруся.

— Не знаю, Маня, не знаю. Может, день, может, два. А может, и все три.