Душа без признаков жизни

После того случая она приглашала Стаса на все праздники. Каждый день матери звала на ужин и общалась с ним, как с родным сыном.

Разве Люси забыла об этой истории? Как она могла сойтись с отцом после подобного заявления? Еще один абсурд обрисовался!

Новая сцена.

Он дарит Андриану сертификат на учебу в школе искусств, лжет, что выиграл его. На тот момент Стас учился в музыкальной школе и знал, как друг мечтает пойти учиться рисовать, но денег у него не было, а у Стаса бы Андриан никогда их не взял. От подарка, к счастью, друг не отказался.

Из остальной каши воспоминаний Стас заострил внимание на моменте из студенческой жизни. Девушка Андриана приезжает к Стасу домой и признается в любви. Тогда Стас прогнал ее, пригрозил, чтобы больше она никогда не появлялась рядом с Андрианом.

А что происходит сейчас? Я пытаюсь отобрать у него Марлин… Когда-то я готов был прибить его девушку за содеянное, а теперь сам мечтаю, чтобы Марлин приехала ко мне с подобным заявлением? Глупость какая.

Стас зажмурился, осознав, что с момента знакомства он и Андриан — неразлучны. Ни одно событие в жизни не обходится без друга. Он вернулся к той сцене на складе, где поручил Андриана избить.

Сердце заворочалось. Стас упал на колени, чувствуя отвращение к самому себе, охотно зарыдал бы, но слезы не шли, и он захлебывался истошной болью, не имея права получить облегчение.

Многоголосый голос Бальда раздался вновь:

— Я спроецировал вашу внешность на прошлые воплощения, чтобы было проще.

Подняв голову, Стас вытер рукавом куртки веки и сощурился. Попытался сообразить: что за чушь видит? Выкатил глаза и подпрыгнул на ноги, жадно всматриваясь в быстро мелькающие воспоминания прошлых перерождений.

Запахло сандалом.

Мимозой…

У Стаса перехватило дыхание.

Везде она…

Везде!

В каждом его перерождении. Стас схватился за голову. В каждой жизни он сходился с ней, — почему с ней?! — испокон веков!

Это и есть проклятье?

Они обречены встречаться и влюбляться друг в друга каждый раз?

Как это понимать?

Голова закружилась, казалось, некто управляет мыслями, причем нетрезвой рукой.

Ноги отнялись.

Кто-то вцепился в локоть. Сцены исчезли. Стас протер пальцами веки и увидел разгневанную Лилиджой, которая уже тащила его по коридору за рукав. Мрамор звенел под ее каблуками.

— Тебя нельзя было это видеть! — гаркнула она на всю пирамиду.

— Нельзя? — Стас вырвал руку и басом покрыл в ответ: — На мне есть проклятье, и ты не удосужилась сообщить? Я должен быть с ней! С ней — я счастлив!

— Нет! Не должен! Наш род и ее — прокляли, и мы уже сотни лет ничего не можем сделать. В этот раз была надежда что-то изменить, но Бальд — всё испортил!

— Почему ты не рассказала? И почему сразу проклятье? Может, это дар? Что плохого иметь человека, с которым ты будешь счастлив?

— Эту жизнь Мирилайла захотела провести без тебя. Но связь между вами слишком сильна, и вы всё равно встретились. Ты должен понять... Это не дар. Это кошмар! — Наставница потянула Стаса к выходу из пирамиды. — Прости. Тебе нельзя было знать. Эта связь… Она разрушительна скорее для Мирилайлы.

— Ты, вообще, чья мать? Разве ты не должна быть на моей стороне?

— Я хочу, как лучше. Во имя Прародителей! Нельзя было тебе это видеть. Еле ослабили эту хрень перед перерождением!

— Любовь хренью в Обители называют?

Лилиджой устало вздохнула.

— Нет времени говорить об этом. Я хочу найти душу Андриана на плато зарождений, и добьюсь правды. Я не дам им убить Глэма!

ГЛАВА 31. Андриан. Святилище Прародителей

Давным-давно в Обители существовала четвертая

каста ракшасов. Паталаки. Они жили на шести

планетах галактики, но в какой-то момент

стали вымирать от многочисленных болезней.

По слухам, население было уничтожено биологическим

оружием. Однако паталаки перестали возвращаться

в Обитель, отчего погибли окончательно.

Часть рощи на плато зарождений засохла.

Образовалась пустошь. Говорят, в песнях ветра,

пролетавшего над пустырем, слышны стоны и мольбы…

«Песнь темных земель»

Лиситис, Старейшина Трибунала

Пальцы онемели и покалывали, куда бы Андриан ни засовывал свои ладони, согреть их не получалось. На ступнях они и вовсе, наверное, отмерли. На висках повисло две сосульки. Впрочем, раньше это было челкой.

Подъём в горы выдался изнурительным.