Душа без признаков жизни

Сердце стукнуло и провалилось в желудок. Вечеринка. Тот самый день, что разрушил их жизнь. Андриан убивает Феликса, окидывает труп мутным, равнодушным взглядом, словно киллер, который убивает людей каждый день. Уходит. Не справляется с автомобилем. Падает в реку. Тонет, но спасается… Он не в себе… Его собственные воспоминания — барахлят, как старый телевизор.

Стас до хруста сжал кулаки. Пульс отбивался в висках, в ушах, в груди.

Глупость… дикая глупость! Стас трижды проклял себя. Предчувствие не обманывало в тот день. Андриан его не предавал. Теперь — Стас уверен в этом, и будь возможность что-то изменить, он бы разбил голову в кровь ради нее. Но возможности нет. Все ужасное, что им могло быть сделано, уже сделано. Предатель не Андриан. Предатель он сам…

Тяжелые удары грома.

Память Андриана исчезла.

Несколько сцен вступило в войну за первенство.

Собака прыгает на ромашковом лугу в компании ребенка. Подросток. Марк. Внешне — вылитый Феликс. Смеясь, бьет ногой какого-то мальчика на полу. Кровь. Стоны. И снова собака, гоняющаяся за котом. Плач. Истерика. И снова Марк. Он мастерит из шершавой веревки петлю, становится на стул. Опустошённые карие глаза… Стул с грохотом переворачивается. Одинокая тень качается на стене в лунном свете…

Стас буквально услышал хруст при взгляде на повисшую набок голову подростка.

Приглушенные голоса.

Замотав головой, Стас прогнал видения, вернулся мыслями в реальность, и опять пред ним предстал серафим и компания.

— Что за бред?! — закричала наставница. Лицо ее перекосило в ужасе или тревоге — сложно определить, что именно Лилиджой так удивило. — Ты можешь показать нормальные воспоминания, а не эти огрызки?

— Это всё, что есть, — отрезал Бальд. Кажется, серафим сам не понял, что показал. — Может, вам лучше сходить на плато зарождений? У вашего Андриана очень странная энергетика. Я… я не знаю.

— Не знаешь?! В смысле? Ты же серафим! — завопила Лилиджой. — Если уж ты не знаешь, тогда что делать нам?

— Вот именно. Я серафим, а не Творец. И даже не вапландец. Я не всесилен. Ясно? Это всё, что я сумел вытянуть с плато зарождений.

— Вы бесполезные…

Наставница зачертыхалась.

Одной рукой Кастивиль схватил ее под ребра, другой закрыл рот.

— Не надо, Ли, — херувим наклонился над ухом девушки. — Думаю, всё просто. Андриан — жин и был собакой, но затем переродился человеком. Марком. Память животных не отображается в истоке подсознания. Ты же знаешь. Она всегда идет обрывками. А память Марка мы не видим, потому что Андриан еще жив. Воспоминания не стабильны.

Лилиджой яростно оттолкнула Кастивиля. Глаза ее замерцали фиолетовыми искрами. Несложно догадаться, почему наставница впала в бешенство. Это был единственный способ спасти Гламентила — узнать правду, а получилась куда большая бессмыслица.

— Глэму сотрут душу, а ты говоришь, что тут всё просто?! — завопила она, срывая голос. Касти отшатнулся. — Так не бывает! Здесь явно что-то не так! Ты должен помочь нам! Дарис…

Кастивиль взял ее, — багровую и пылающую, — под локоть и вывел из зала. Крики угасли с хлопком двери.

Стало невыносимо тихо.

Бальд недоуменно пожал плечами. Комментировать не пожелал, злиться тоже, хотя мог бы, Лилиджой намного ниже его по иерархии, или серафим онемел от возмущения? Как там наставница его назвала? Ленивым куском дерьма? Что-то в этом роде…

Шелестя перьями белых крыльев, Бальд растерянно забормотал и демонстративно сел медитировать.

— Итак… — нарушил тишину Стас. — Ты упоминал проклятье. Оно ведь меня касается, да?

Серафим открыл один глаз.

— Шутишь?

— В смысле?

Два глаза и рот.

— Вы мне все мозги выжрали со своей пассией, когда приходили прошлый раз!

Пассией?

— Да, да… — Стас прикусил губу: вспомнил, что живым нельзя находиться в Обители, и пнул невидимый камень. — Шутка. А покажешь мне парочку прошлых жизней, раз уж я здесь? Ну, что касается моего проклятья. Торжественно клянусь — больше не приходить.

Глядя на приложенную к сердцу ладонь Стаса, Бальд выдал невнятные междометия и покачал головой. В золотом обруче засверкали блики звездного неба.

— Идет.

Пространство вновь закувыркалось.

Однако перед глазами закрутились не прошлые жизни, а настоящая. Бальд так и не ушел от мыслей о странной энергетике Андриана, и Стас погрузился в историю своей дружбы.

Знакомство на Новый год. Сцена, как он сбегает к Андриану под гнетом очередных насмешек отца — Люси принимает зареванного беженца с теплыми объятьями.

Мама Андриана относилась к Стасу с такой лаской, что он со всей детской искренностью отдавался ее нежным зеленым глазам.

Он узнал вдруг всплывший момент.

В тот день Стас прятался за школой.

Люси Вериго присаживается рядом и гладит его растрепанные волосы. Он льет слезы, стыдится этого, но не может успокоиться. Очередной день матери, который Стас не выдержал. И когда Люси кидается его успокаивать, он всё выкладывает. Рассказывает о своих подозрениях по поводу исчезновения матери. Заявляет, что отец убил ее! Люси продолжает гладить его, прижимать к себе, окутывая запахом ландышей, и утешать.