Душа без признаков жизни

кусочка правды…

Жаклин Джас Райс

Мэтр касты пустоты

Живая модель галактики в центральном зале пирамиды настолько очаровала, что Стас отстал от товарищей, желая досконально рассмотреть это огромное произведение искусства. Разноцветные лучи ослепляли. Эскиз вертелся каруселью. Хотелось подойти и погреть руки: в холле неуютно прохладно, а искусственные солнца полыхали и манили теплом не хуже костра в зимнем лесу.

Кастивиль взмахнул посохом. Стаса вихрем швырнуло к Лилиджой — да так резко, что он кубарем посбивал часть людей с ног, будто кегли.

Позади присвистнули сестры. Они выводили из себя парня в ковбойской шляпе, советовали подобрать новый имидж, но особого энтузиазма в ответ не получили.

Перед стражей, охраняющей арочные ворота в исток подсознания, наставница развернула свиток. На дверях — изображение шестикрылых серафимов и человека, который рассыпается в труху, оставляя вместо себя мозг, излучающий фиолетовый свет.

Стражи расступились.

Бредя к воротам, Стас услышал тихую музыку, а когда приблизился к стражникам: звуки стали громче. Они выплывали из-за запертых дверей. Стас протиснулся сквозь толпу, по пути получил локтем в нос (трое демонов лупили друг друга от скуки), но не среагировал. Лилиджой скрылась из виду. Пришлось почувствовать себя ребенком, потерявшим маму в торговом центре.

Дальше стража не пустила, перекрыла проход своими жестяными тушами.

— Стой. У тебя разрешения пройти — отсутствует, манр.

— Как это отсутствует? — Он пошарил в кармане, высунул кулак и показал средний палец. — Вот такое подойдет?

Стражи оскалились. Один пнул Стаса в живот, а другой схватил под руки:

— Думаешь, мы не знаем, что это значит? — прорычал лысый верзила.

Кинжал не менее устрашающего, однако волосатого стража, расплавил кожу под горлом: на шастрах острие лезвия раскалено добела, не всегда, но чаще всего, будто просто порезать беднягу-нарушителя маловато. В любом случае на кадыке остался ожог.

Лилиджой выскочила из ворот, шлепнула себя по лбу и кинулась всех разнимать. Схватила Стаса за предплечье. Больно. Впилась ногтями, а они у нее прямо стальные. Улыбаясь страже, потащила непутевого сына внутрь.

— Он со мной, ребят, извините!

Стражники хотели броситься следом, но Христи и Ротти кинулись к ним на шею хваткой осьминога. Стас в благодарность поклонился сестрам, послал воздушный поцелуй и побежал за наставницей.

Ворота за спиной захлопнулись.

Длинный изумрудный коридор с высокими сводами. Красивая умиротворяющая мелодия, как в магазинчике с восточными сувенирами. На стенах — канделябры, свечи горят оранжевым пламенем. Дым гоняет сквозняк. Благоухает лампадное масло и пряная мирра.

Молчаливый асур в золотой мантии ходил кругами и напоминал золотую рыбку в аквариуме. Полуживую такую рыбешку... Свихнувшуюся от одиночества. Кастивиль спросил, кто из владык памяти свободен. Золотая рыбка повеселела, забряцала сотней ключей на шее — часть ключей тарахтела на его веревочных серьгах — и отвела всех к одной из белоснежных дверей.

Стас вошел в сферический зал.

Мост от входа тянулся к платформе чуть выше. Над головой — звезды и планеты. Далеко внизу менялись пейзажи. Моря. Леса. Города. Пустыни. Тысячи разных запахов и звуков: прохладный бриз с шумом прибоя, шепот хвойных деревьев и рёв динозавров, посвистывание ветров. Стас словно нырнул в хрустальный шар, со стенками гладкими и чистыми, как прозрачная, нежная волна в океане, что манит пропустить себя сквозь пальцы, стать частью чего-то столь идеального, возвышенного.

Вот оно — желание любой души в истоке подсознания.

Жажда безупречности.

Лилиджой шепталась с Касти. Голоса разносились эхом, отскакивая от пустоты. В позе лотоса на платформе сидел серафим. Ростом этот высший уступал разве что двухэтажному зданию. Шесть его крыльев подрагивали. Свечение наряда и обруча на лбу — ослепляло. Стас прикрыл ладонью глаза.

Кастивиль тоже носил тонкий венец из белого золота, исписанный набором символов, как у всех херувимов.

— Опять вы, — буркнул серафим, рассматривая Стаса. — Я же сказал… Проклятье снять не получится! Я здесь, чтобы показывать прошлые жизни, а не прихоти ваши исполнять.

— Нет, нет, — перебила Лилиджой. — Бальд, мы пришли посмотреть воспоминания другого человека.

«Проклятье? Он на меня глазеет?» — воспламенился Стас.

В фиалковых радужках Лилиджой зароился испуг, а на светлых щеках проступила краска. Наставница протянула серафиму свиток Трибунала.

Бальд взломал печать, развернул пергамент, прочитал и откинул его в сторону, почесал белые волосы на затылке, вздохнул и переплел пальцы.

Воздух замерцал, будто в насыщенном зное.

Стасу показалось, что кто-то подрубил ему ноги. Он зашатался, заморгал…

Вспышка! И всё исчезло…

Затем появился Андриан.

Жизнь друга неуловимо замельтешила перед глазами.

Вот — Андриан вытаскивает Стаса из тела, вот — встречает Марлин, вот… страдает после разлада.