Туман дрогнул, в нём появились разрывы, а за разрывами — смутные очертания исполинских зубчатых колёс, поистине от земли до неба. И на каждом их зубце толпилось неисчислимое множество неясных человеческих силуэтов — они перебирали ногами, словно рабы, крутящие водоподъёмное колесо. Перебирали ногами, переступали с одного мелкого зубца на другой, и громадная шестерня приходила в движение.
— Туда ступай, — сурово распорядился Трактирщик. — Там твоё место.
Матфей не ответил, слишком занят был, вперяя взгляд в открывшееся ему; а видел он разом и близко, и далеко. Его человеческому взгляду предстали последовательности сцепленных друг с другом зубчатых шестерён, тянущиеся куда-то в бесконечность; а там, в бесконечности, среди неоглядно-серого, метался чёрный клубок — чёрный клубок с острыми иглами алых буркал.
— Работать! — донеслось до Матфея хриплое. — Работать, ничтожества! Всех сожру!..
— А, заметил, — добродушно уронил Трактирщик. — Это распорядитель. Чёрным кличут. И, надо сказать, имя это ему очень подходит. Иди, Исидорти, иди. Время всё вышло.
Матфей переступил, потом пошёл смелее. Что ж, деваться некуда. Только он всё равно выпутается, непременно выпутается! Один раз уже сумел и другой сумеет тоже, даже и без Царицы, будь она неладна!.. С неё-то все его беды и начались!
Чернота, затаившись под рухнувшей крышей трактира на холме, разочарованно вздохнула. Матфей уловил этот вздох, это голодное разочарование, эту бессильную злобу.
И обернулся.
— Ага! — крикнул, потрясая кулаком. — Что, съела?! Думала, твоя взяла?! Решила, я сам, аки монашка затяжелевшая, к тебе кинусь?! Не дождёшься!
Трактирщик глядел ему вслед, уперев руки в боки.
И видел, как шаги Матфея Исидорти вдруг сделались очень-очень большими, зубчатые колёса тоже вдруг придвинулись, и Матфей оказался на самом краю той самой машины.
Бывший клирик поднял глаза: Чёрный, или как его там, метался между шестернями, усердствуя, словно надсмотрщик на плантации. Рядом с Матфеем вдруг оказалась широченная движущаяся площадка, и он не сразу понял, что это — то самое «место работы», где ему предлагается шагать по бесконечной лестнице, приводя в движение весь необозримый механизм с такими же, как он, бедолагами.
Ему стало очень жалко себя.
Очень-очень жалко. Так, что едва вновь не потекли слёзы.
Нет, не время. Он сможет, он вырвется, он добьётся!..
Рядом с собой он не видел других людей, только бледные серые тени, бесформенные, полупрозрачные. Его вдруг втянула эта масса, дёрнула, как рыбак добычу.
…Площадка опускалась, и Матфей вдруг ощутил, что там, внизу — та же самая чернота, жуткая и ненасытная, что напрасно ждала его в доме на холме. Она всё ещё ждёт — ждёт, пока он устанет, замедлит шаг, отстанет от других, и тогда не будет ни спасения, ни пощады.
Матфей рванулся, как ужаленный. Перепрыгнул на следующую площадку, затем — на следующую и послеследующую. Ужас гнал его вперёд, и он знал, что останавливаться нельзя ни в коем случае, никогда, ни за что!..
…Машина работала.
Соллей никогда ещё не ощущала так своего бессилия. И никогда не была в таком бешенстве.
Её, одну из троих величайших чародеев, пленили в собственном теле! Пленил какой-то, проклятье, Меч, оказавшийся, проклятье, не совсем мечом, точнее, совсем не мечом, а сложнейшим магоконструктом! Да ещё и дерзнувший утверждать, что она, Соллей, всего лишь «вместилище» для него, драгоценного!
И она теперь не властна ни над чем. Её память бесцеремонно вскрыта, её перетряхнули холодными равнодушными… нет, даже не руками, не пальцами — но щупальцами, склизкими и омерзительными. Всё рассортировали, отобрав нужное — чары, заклятия и тому подобное, — а остальное словно вывалили в грязь.
Какое-то время она недвижно висела в собственном сознании, ни на что не способная, ничего не могущая. Видела и слышала всё, что творилось вокруг, вместе с так же подчинённым Скьёльдом шагнула в портал, который должен был доставить их к границам того заповедника, что они вместе с Кором Двейном отвели Молодым Богам.
Но что-то пошло не так, совсем не так.
Сияние портала охватило их и тотчас угасло, Соллей увидала, что они с названым братом стоят на слегка покачивающейся тропе в Межреальности, под ними — некий мир; и на границы Ямертова домена место это никак не походило.
Мечи, владевшие её и Скьёльда телом, переговаривались — встревоженно, они тоже ничего не понимали, злорадно подумала Соллей.
— Что такое? Почему портал вывел нас сюда?
Тело Соллей развело руками.
— Полагаю, какие-то интерференции из-за движения Дальних. Впрочем, не беда. Мы знаем, куда нам надо… о-ох!
Та сущность, что владела плотью чародейки, вдруг дёрнулась, согнулась, словно от удара под дых. Соллей тоже ощутила, как из неё будто выдрали какую-то часть внутренностей, выдрали и уволокли.
— Что это? — простонали губы Соллей.
— Какое-то чародейство, — буркнул Скьёльд — но не обычным своим голосом. Говорил не он, говорил Драгнир, Алмазный Меч. — Нас это не касается. С тобой всё в порядке?