Душа. Её жизнь и законы

17-го сентября, помолившись за литургией и отслужив после нее молебен о твоем здоровье и прочих близких моих, я возвратился в келию и был арестован и отправлен в г. Козельск, в тюрьму, где и нахожусь. Со мною еще четыре человека духовного звания, такие же узники о Христе, и потому среда, в которой я нахожусь, не тяготит меня, я даже благодушествую. Но, ожидая всегда смерти, я решил в день моего рождения обратиться к тебе, дорогой моей мамаше, с моим, быть может, последним словом и приветом. Да благословит тебя Господь! Как иерей, призываю на тебя Божие благословение и молю Господа: да воздаст Он тебе вечными милостями Своими и вечным блаженством за все то добро, какое я получил от тебя. Да почиет на мне твое родительское благословение, которого усердно прошу у тебя. Помню тебя, и здесь, в заключении, приношу Богу мою молитву о тебе, хотя и слабую, по немощи моей. И себя, и дорогую мне обитель нашу, тебя и всех предаю Господу Богу моему, Творцу и Промыслителю, ибо Он печется о всех и творит то, что нужно и полезно нам. Усердно прошу твоих святых молитв о мне, грешном, о спасении моей грешной души — цели земной жизни. И что мне более нужно, если бы я достиг сей вожделенной цели? Потому прошу молитв о моем спасении. Твердо верю, что все в руках Божиих, и спокоен. Чаю жизни будущего века, аминь.

Прошу передать от меня Божие благословение маме крестной (прошу ее святых молитв и благословения), сестре и братьям и всем прочим родным и знакомым; о всех них молился всегда. Да благословит и спасет их Господь! У всех прошу прощенья, а наипаче у тебя, ибо ошибки мои сознаю. Прости.

Господь да будет со всеми нами!

Грешный иеромонах Никон

26 сентября 1919 г. Козельск; тюрьма

Листок № 1025. Терпеливо понеси свою душу

Венец старцев — многосторонняя опытность, и хвала их — страх Божий (Сир. 25, 8). По летам и годам иночества, казалось бы, пора быть уже старцем, а до сих пор нет ни опытности, так как не было духовных подвигов, нет ни страха Божия, потому что тогда не было бы постоянной рассеянности и неисправимого нерадения.

Правда, есть надежда, что самый путь, которым Господь ведет меня, в конце концов приведет к Нему, потому что все на нем бывающее смиряет. Чем ближе подходит человек в своем внутреннем делании и настроениях к Истинному Свету, тем больше и больше открывает в себе темных сторон и притаившихся во мраке духовной лености и греховности страстных навыков или наклонностей. Именно, как пишете Вы: «С каждым днем все больше и больше чувствую свою никуданегодность». Это значит, что стал понемногу светить в нашей совести Свет, Которого не сможет уже объять никакая греховная тьма, раз мы сами искренне желаем от нее освободиться. Не надо нам забывать, что и с духовными нашими немощами бывает то же, что и с физическими болезнями. У каждой болезни есть свой период, раньше которого никогда не наступает кризис и не может быть выздоровления, как бы ни искусен был врач и ни хотел этого сам больной. То же и с нашими духовными немощами. Бог производит в вас и хотение и действие по Своему благоволению (Флп. 2, 13). Потому и великий апостол языков все приписывает Богу. «Я тружусь и подвизаюсь, — пишет он, — силой Его, действующей во мне могущественно». Не надо падать духом, оттого что не изжиты у Вас тяготящие Вашу совесть и душу немощи, хотя всячески Вы хотите переломить себя. Значит, не пришел еще для этого час воли и милости Божией. Надо, следовательно, еще и потужить, и помолиться, и поплакать, и потомиться, сугубо ощущая свой грех и необходимость всепобеждающей благодати Божией.

Необходимо терпеливо понести свою душу, это своего рода духовное истощание, та нравственная Гефсимания, в какой сильнее, чем когда-либо, познается свое духовное ничтожество, тяжесть своего жизненного креста, страх перед неодолимостью всевозможных препятствий и скорбей жизни, тоска от внутреннего разъединения с людьми, даже любимыми, тяжкая агония, оставленность Богом и почти физическое ощущение всей несветимой тьмы зла и греха. В этом тяжелом душевном кризисе более, чем когда и в чем другом, потребно смирение. У нас не было бы той страшной муки и боли, какие, как буря, захватывают нас во время душевных крушений, если бы мы не переоценивали себя, были крепки верой и всегда бы не только помнили, но и чувствовали сердцем и предощущениями надежды Его последние слова: Я с вами во все дни до конца века (Мф. 28, 20).