Душа Японии

Вдруг появляются с тихим смехом несколько девушек в вале; по установленному церемониалу они кланяются до земли, легко вьются между рядами гостей и начинают угощать их вином с такой грацией и ловкостью движений, как никогда не сумела бы угостить обыкновенная девушка. Они очень красивы, одеты в богатые шелковые одежды, опоясаны как королевы, а их нарядные прически украшены искусственными цветами, роскошными гребнями, шпильками и чудесными золотыми изделиями. Они приветствуют чужих, как старых знакомых, шутят, смеются, издают забавные нежные возгласы. Это нанятые для оживления праздника гейши или танцовщицы (в Киото их называют майко).

Раздаются звуки самизена, и танцовщицы собираются на свободном месте в глубине зала; зал всегда настолько велик, что мог бы вместить больше людей, чем собираются обыкновенно на празднество. Часть гейш под управлением женщины средних лет составляет оркестр — несколько самизенов и хорошенький барабан, на котором играет ребенок. Остальные в одиночку или по парам танцуют. То они быстро и весело пляшут, то принимают лишь грациозные позы. Вот две девушки танцуют вместе — такого соответствия и такой гармонии жестов и па можно достигнуть лишь долголетним упражнением. Но чаще это скорее пластика, чем то, что на Западе принято называть танцами. Пластика, сопровождаемая движением рукавов и вееров, игрой глаз и мимикой, сладостной, нежной, сдержанной, мягкой — совершенно восточной. Гейшам знакомы и сладострастные танцы, но в обыкновенных случаях или перед избранной публикой они воспроизводят прелестные древнеяпонские предания, как, например, легенду о юном рыбаке Урасиме, возлюбленном дочери морского царя; или поют древнекитайские песни, передающие несколькими словами так изящно и живо все то, что волнует человеческие сердца. И все снова наполняют они кубки вином, теплым, золотистым, отуманивающим мысли; быстрее и жарче кровь струится по жилам; будто дымка сновидений отделяет всех от прочего мира, и сквозь эту дымку будничная действительность кажется чудесной, гейши превращаются в райских дев, и в мире разлито блаженство невозможное, несбыточное по естественным законам.

Праздник, молчаливый вначале, становится понемногу веселым и шумным. Ряды гостей размыкаются: образуются группы; гейши, смеясь и болтая, переходят от одной группы к другой, все время разливая саке, наполняя пустые бокалы; гости с низким поклоном принимают бокалы и меняются ими[1]. Мужчины запевают старые самурайские или древнекитайские песни, один или двое даже начинают плясать. Самизены заигрывают веселый мотив: «Компира фунэ фунэ»[2], — и одна из гейш поднимает платье выше колен. Под звуки музыки танцовщица быстрым бегом начинает описывать восьмерку; молодой человек с бутылкой саке и бокалом делает ту же фигуру. Если они столкнутся на одной линии, то тот, по чьей вине произошло столкновение, должен выпить бокал саке. Музыка играет все скорее, шаги танцующих становятся все быстрее, потому что они не должны отставать от темпа музыки; и гейша почти всегда выигрывает.

В другом конце залы гейши играют с гостями в «кен»; играя, они поют и заглядывают друг другу в глаза, бьют в ладоши и с тихим смехом поднимают пальчики в воздух.

А звуки самизена льются:

Хотто, — дон-дон!
О — тагай до нэ;
Хотто, — дон-дон!
Ойдемашита нэ;
Хотто, — дон-дон!
Шимаймашита нэ[3]

.

Чтобы играть с гейшей в кен, надо быть хладнокровным, внимательным и ловким. Приученная с детства ко всем разновидностям этой игры — а их много, — она проигрывает только из вежливости, и то редко.

Знаки обыкновенного кена — лисица, человек и ружье. Если гейша делает знак ружья, то тотчас же в такт музыки должен следовать знак лисицы, которая не умеет обращаться с ружьем. Если же вы сделаете знак человека, то она ответит знаком лисицы, которая хитрее человека, — и вы проиграли. Если же она начнет с лисицы, то вы должны ответить ружьем, которым можно застрелить лисицу. Во время игры смотришь на ее блестящие глазки и изящные ручки — они очень красивы, — но если хотя на полсекунды залюбуешься ими — все пропало: вы зачарованы и побеждены.

Но несмотря на непринужденное отношение, на японском празднике всегда сохраняется известный строгий церемониал между гейшами и гостями. Как бы гость ни был отуманен вином, он никогда не осмелится приласкать девушку; он никогда не забудет, что на банкете она только цветочек, которым можно любоваться, но которого трогать нельзя. Фамильярность, которую приезжие часто позволяют себе с японскими гейшами и прислужницами, туземцы хотя и терпят с покорной улыбкой, но в действительности глубоко презирают и считают крайне вульгарной.

Одно время веселье все возрастает, но после полуночи один гость за другим незаметно исчезают. Понемногу шум затихает, музыка умолкает, гейши со смехом и возгласом «Сайонара!» провожают последних гостей; и только тогда им, наконец, позволено вместе присесть и в опустевших залах нарушить свой долгий пост.