Душа моя рваная — вся тебе (СИ)

И Изабель разворачивается резко, хочет ударить, не раздумывая, просто ударить, подорвавшись с места, сломать сводному брату пару костей. Почти сразу же взглядом натыкается на ребенка в его руках.

— Его больше нет, Джейс, — шипит она, почти вырывая у него из рук ребенка. — Его больше нет, слышишь? Я одна, он бросил меня.

— Умер, Иззи. Называй вещи своими именами.

А она чувствует, как слезы из глаз снова течь начинают, как только доходит до гостиной, усаживается на диван. И ощущает прикосновение детской щеки и ладони к собственной груди. У нее эти слезы на губы падают, когда она наклоняется, когда сына целует, у нее эти слезы на его ползунки и шапку. Она ненавидит себя, она не может просто, кажется, этой болью не наполняться. Носом жмется к ребенку и не говорит даже, сипит почти.

— Папа тебя ждал, солнышко. Папа так сильно тебя ждал.

ii.

— Джейс, ты же не мой папа, правда?

Макс понять не может, почему тот вдруг хмурится, меняется в лице абсолютно. И кивает в сторону тарелки.

— При матери не вздумай такое спрашивать, ладно? Мы же оба не хотим, чтобы она весь день провела в ванной со слезами на глазах.

Он кивает несколько раз, давая понять, что все прекрасно усвоил. Яичницу доедает буквально за минуты полторы.

Уже в машине, косясь на племянника в зеркало заднего вида, Джейс спрашивает:

— Тебя в школе дразнили, да?

И видит слишком уж знакомое выражение лица, когда Макс взгляд опускает куда-то в пол, почти абстрагируясь от происходящего, делая вид, что не слышал вопроса. Закрывается в себе и переживает все внутри. Делает все точно так же, как и его отец, которого не видел ни разу даже. Джейс ладонями по рулю бьет, останавливая машину, и разворачивается лицом.

— Какая разница, что говорит кучка придурков, парень? Макс, ты меня слышишь? Всегда найдется сборище идиотов, которые будут нести какую-то чушь, чтобы сделать тебе больно, потому что кто-то сделал больно им.

Слышит тихое, сквозь шмыганье носом.

— Меня безотцовщиной назвали. Сказали, что я из пробирки.

Джейс матерится себе под нос. И Макс носом шмыгает, заставляет себя перестать рыдать. Джейс не знал его отца, когда тому было семь, но готов поспорить, что тот вел себя ровно так же. Он выворачивает руль, полностью меняя направление машины.

Не сразу слышит тихое:

— Джейс.

— Чего там, Макс?

— Школа в другой стороне.

— Я в курсе, парень. Сегодня мы туда не едем.

iii.

Изабель бьет керамическую чашку, когда ставит на стол резко. У нее взгляд фурии, кажется, что еще немного и она своими идеально-бордовыми ногтями вцепится прямо в глотку.

— У него фингал на челюсти. Ты тренировал его, Вэйланд, а я, кажется, ясно дала понять, чтобы ты не смел портить ребенку жизнь.

— Ма, это я попросил.

— Нечем заняться? Позвони Саймону и сходи уже с ним куда-нибудь.

Только она никак на слова сына не реагирует, когда тот показывается в дверях кухни. Джейс взгляд с племянника переводит обратно на сводную сестру. Если бы их не разделял стол, Изабель бы уже кинулась на него. Впрочем, такая мелочь, как стол, никогда ее не останавливала. Макс руки в карман толстовки засовывает и повышает голос, чтобы привлечь внимание.

— Джейс не виноват, ори на меня, если хочешь. Просто я…

Она руки со стола не убирает, голову поворачивает резко. Максу кажется, что мать просто шипит на него.

— Что ты? Хочешь быть, как твой отец? Он умер, Макс. Пойми уже, что все это к хорошему не приводит. Если бы приводило, я бы осталась в Институте. Нас было бы трое, если бы это приводило к чему-то хорошему.

У нее голос подводить начинает. Она воздухом давится, задыхается.

— Иззи, я просто пытался поставить ему удар, — оправдывается Джейс, поднимаясь из-за стола, наливая ей воду в стакан. И когда он поворачивается, чтобы отдать ей воду, то видит, как она в кулаки сгребает серую толстовку на груди сына, а тот прижимает ее к себе и по голове гладит.

Макс с Джейсом взглядами встречаются всего на пару секунд. И Джейс кивает, ставит стакан на стол, просто уходит из кухни, чтобы не мешаться. Он, может, и часть этой семьи, но весьма условная.

Изабель глаза зажмуривает, ловит себя где-то на третьем неосознанном «Алек», что с языка срывается. И головой как-то резко мотает, ей бы сбежать, просто спрятаться. Нельзя, блядь, пятнадцать лет жить воспоминаниями. Нельзя. Нормальные люди двигаются дальше, а она поехавшая какая-то. Только Макс сбежать ей не дает, все так же сжимает в объятиях.

И говорит:

— Если хочешь, я брошу эти занятия, ма.

Добавляет:

— Мне все равно надо думать о поступлении в Колумбийский.

Спустя еще пару секунд:

— Ма, со мной все в порядке, слышишь?

Изабель кивает как-то отстраненно и смеется, отстраняясь.

— Ну вот, у тебя теперь пятно останется.

А Макс в ответ ей только улыбается и говорит, что он может еще неделю походить в этом. Какая разница, в чем он будет учить химию с биологией? Вот когда поступит, когда у него будет халат, тогда и подумает об идеальной чистоте.

Долговязый пятнадцатилетний мальчишка слишком сильно похож на собственного отца.