Душа Петербурга

Северная столица могла быть создана только и городе стратегически сильном, и вместе с тем с большими экономическими перспективами. Великая река, струящаяся перед нами в своих гранитных берегах, подсказывает мысль о торговых выгодах лежащей перед нами местности. Дельта и виднеющийся в морской дали остров Котлин[233], лежащий, как страж, у устья, могут быть хорошо использованы стратегически.

Здесь уже при шведах возрастал значительный город, создававшийся при крепости Ниеншанц. К концу XVII века он имел уже до ста своих торговых кораблей. Он являлся посредником в торговле между Россией и ганзейскими городами, а отчасти и Швецией. Таким образом он брал на себя функции, которые должны были скорее принадлежать русскому городу. Успехи Ниеншанца могли ясно показать, во что должен был бы обратиться город, воздвигнутый здесь в качестве русского порта, который обладал бы колоссальным Hinterland’oм и, во-вторых, принадлежал бы государству, обладающему огромными ресурсами для быстрого создания города на «болоте». Историк Петербурга П. Н. Петров утверждает, что «пример быстрого вырастания на Неве шведского города безсомненно приходил на мысль Петру I при обсуждении мер для будущего развития производительных сил России» и Северная война, предпринятая им, должна была вернуть России дельту Невы. Весь ход русской истории подготовлял основание здесь великого города, и руководители государства, боровшиеся за балтийские берега, должны были ясно сознавать лежащую перед ними задачу.

* * *

Что же представлял из себя окружающий нас ландшафт в эпоху, предшествующую основанию Петербурга?

По мшистым топким берегам
Чернели избы тут и там,
Приют убогого чухонца.

Эта выразительная картина верна только относительно прибрежной полосы дельты, где мог стоять Петр «на берегу пустынных волн», погруженный в думу о великом будущем этого края.

Окрестность представляла собою в значительной степени болотистую почву, покрытую частью лесом.

Места, находящиеся несколько выше по течению, ближе к Ниеншанцу, были более или менее заселены. Большая новгородская дорога проходила приблизительно по краю литейной части за церковь Знамения и около Кирочной разделялась на три тропы: правая вела к Спасскому посаду, где теперь виднеются главы Смольного собора; средняя – на Сюврину мызу, у Литейного моста; левая – к Фонтанке, где находилась мыза майора Конау (у Инженерного замка). На месте Летнего сада разбит был голландский садик. Мы сможем ориентироваться, исходя из видимого нам Литейного моста, Смольного собора, Инженерного замка и Знаменской церкви[234], отметив на плане линии новгородской дороги и трех тропинок.

Далее: вот здесь под нами, где теперь Адмиралтейство, ютилась маленькая деревушка в 5 дворов. Вот там на Благовещенской площади, против Николаевского моста – другая «Гавгуево». Обратим взоры на регулярно застроенный Васильевский остров. Его название – древнее, новгородское. Финны же нарекли его Хирвисари, что значит «Лосиный остров». Очевидно, здесь место было глухое.

В глубине его затерялся маленький поселок лоцманов. А вот здесь, перед нами, на стрелке, отмеченной биржей и рострами, находился охотничий домик Делагарди[235]. Петербургская сторона в старину называлась Фомин остров (свидетельство писцовых книг). Ее финское название – Койвусари (Березовый остров). Здесь находилось поместье Биркенгольм. Видимо, в лесу, покрывавшем остров, преобладали березы. За этим островом виднеется Аптекарский, тогда Карписари – еловый. Перед Петербургской стороной, где теперь крепость, – островок Енисари, Заячий. Все эти названия говорят о власти окружающей, еще дикой природы. На месте Марсова поля – болото, в котором терялись речки Мья (Мойка) и Кривуши (теперь Екатерининский канал). Отыскивая эти места на лежащем перед нами пространстве, мы ясно сможем представить разбросанность всех этих селений среди неприютного ландшафта.

И Петербург

Из тьмы лесов, из топи блат

Вознесся пышно, горделиво.

Поэт не исказил истины и только сгустил краски. Это его право.

Должны были произойти великие события, вызвавшие ту огромную энергию, которая, забутив топь костями, смогла создать здесь новую столицу. Конечно, до тех пор, пока не была сломлена мощь шведов, положение русских на берегах Невы было непрочным. Надо было стратегически укрепить дельту, затем создать порт и административный центр в занятом крае, только тогда можно было предпринять и перенесение сюда всероссийских учреждений и превратить новый город в столицу. На это потребовались годы. Только после полтавской победы, повлекшей крах шведского империализма, можно было осуществить старую мечту: перенести центр русской державы во вновь созданный город святого Петра.

* * *