Душа "Совёнка" (СИ)

Та, увидев мою реакцию, стала ржать как скотина. Я тем временем отдышался и понял, что ничего криминального не произошло. Просто после обеда мы с ней дежурили в столовой и она спёрла конфеты. Я побежал за ней… остальное можно додумать.

— Ну ты и визжишь! — еле сказала она, надрываясь, пытаясь меня скопировать и надрываясь от смеха ещё сильнее. Я тем временем сполз с дерева и к ней присоединился. Но, отдышавшись, конфеты всё равно отобрал.

Странная штука — время. Вроде бы мы с Улькетой ничего и не делали — но почему уже время ужина? Впрочем, лагерь, судя по моим глюкам, может немного влиять на восприятие. И ведь правда: я не мог, без должной концентрации и некоторых трюков, вспомнить ничего вразумительного о двух прошедших линейках. Словно происходившее тогда кричало мне: не обращай внимания, там ничего интересного!.. Нужно будет проверить завтра.

После ужина осталось время до танцев. Драгоценное время, когда можно немного побыть одному. Яркая зелень, чистое небо. Вечная юность. Бесконечное лето. Просто жить и наслаждаться жизнью. Просто бросить все попытки осознать происходящее и своё место в нём…

Что бы ни случилось, нельзя переставать мыслить. Это всё, что спасёт меня в конце.

Если ты эмоционируешь выше нормы — значит, чего-то не понимаешь. Пока ты не осознал ситуацию, ситуация владеет тобой. А понимание делает свободным.

Стэнда удивляет, что со мной происходит, значит, с ним такого не было. Лагерь обладает мощным убаюкивающим действием, отвлекся внимание от происходящих в нём странностей. Чтобы отвлечь Стэнда, было достаточно ежедневной рутины. Я более крепкий орешек, потому система использует более сильные способы заморачивания, заставляя меня желать жить здесь, как обычный пионер. Мои глюки можно отнести именно сюда. А значит, со временем сила воздействия будет нарастать.

Не найдя ответов на терзавшие меня вопросы, я решил прилечь отдохнуть в домике. Буквально на минуту закрыв глаза, я отключился вплоть до 9 часов — до начала танцев. Само мероприятие должно было быть на площади. Я мог спокойно сходить куда-нибудь ещё. На сцену, например — покорчить из себя музыканта. А можно…

Ага. Снова накатывает глюк. Сейчас и посмотрим, кто кого.

Я — лишь тонкая граница между сложными механизмами моего разума и давлением окружающей реальности. И я вынужден эту границе преодолевать.

Сложно сказать, где кончается одно и начинается другое. Где я думаю сам, а где за меня подумает дурилка, заботливо посеянная кем-то. Или где мне решение навяжет реальность. Сложнее всего — когда даже не можешь отличить всё это друг от друга. Мои мысли и решения — сложное взаимодействие внешнего и внутреннего. Я могу лишь назвать их по именам, и тогда они станут понятными.

Танцы похожи на кривляния. Особенно в исполнении Улькеты. Но если упорядочить их и найти в них смысл, понять, где работает музыка, где — атмосфера, а где — чувства каждого из участников, то он станет чем-то куда большим. И поэтому я сейчас на танцплощадке, присоединяюсь к попыткам Улькеты развеселить народ. И чуть было не начал изображать всякие странности.

Хе-хе-хе.

Вот так я поймал себя в нужный момент. Ещё немного потренироваться — и поймать меня моими же глюками лагерь не сможет. Быстренько сменив несколько партнёров, я ускользнул в тень и дал дёру, несмотря на окрики Одэвочки. Не при ней же кричать от радости, что у меня получилось! Для этого есть сцена. Выпустив пар изображением, как я пою песенки непереводимого для приличных пионеров содержания, я отправился было спать… Но услышал отдаляющиеся шаги. Это была Двачесска.

Проследив за ней, я увидел, что она направляется в музкружок. Притаившись по мере возможностей, я проследовал за ней, сел у окна и стал подслушивать.

— ...кружка противодействия тлетворному влиянию Семёна объявляю открытым! — послышался голос возмущённой блондиночки. Судя по всему, она была заводилой. — А по-моему, он классный! — подала голос Улькета. Судя по возне, остальные покрыли её жестами “Чур меня, чур!”. Странно, но я польщён. — Зачитаем список его проступков, — продолжила заводила. — Он не ходит на линейки, не участвует на добровольной основе в жизни лагеря, саботирует проводимые мероприятия. Вместо того, чтобы записаться в кружки, он каждый день вытворяет хулиганские выходки. Более того, он раздаёт нам разные обидные прозвища, а само упоминание о нём вгоняет вожатую в краску! — Он ко мне приставал! — радостно подхватила Двачесска. — Он меня с утра щекотал у умывальников! — не менее радостно подхватила Машка.

Послышался возмущённый, а потом обиженный возглас Двачесски.

— Он отказался меня насиловать! — решила продолжить Улькета. Судя по всему, ухмыляясь. — А ещё он со мной дежурил в столовой и даже отнёс обратно конфеты!

Воцарилась тишина. Каждая из женщин хотела сказать Улькете, что о ней думает.