Душа в тротиловом эквиваленте

— Таки да, Яков, могут быть неожиданности. И бывают! Особенно, если делать кого-то болваном, и пробовать иметь свой маленький гешефт от чужого имени. А что, в коммерции такое не редкость!

— Вот они и нарвались! Это ведь совсем не коммерция! А все почему? Эти поцы даже не подумали, что наш Иосиф не всю жизнь подписывал бумаги.

— Ты сказал наш? Первый раз от тебя такое слышу!

— Наш, дорогой мой, наш! Для каждого, независимо от национальности — наш! И ты не ослышался, — говоривший достал из бокового кармана пару густо исписанных стенографическими символами листков и слегка встряхнул ими в воздухе. — Идочка записала, пока я глазами хлопал. Таки я их перечитал трижды, и вот шо понял…

Отдаленный гарнизон. Ротная канцелярия. Печатая шаг, к столу, за которым сидит пожилой старшина-сверхсрочник, подходит молоденький солдатик.

Старшина Калиткин поднимает глаза от вороха ведомостей.

— Что за хождения после отбоя?!

— Разрешите обратиться с вопросом, товарищ старшина, а то заснуть не могу!

— Обращайтесь.

— Как он решился? Враги народа могли отключить радио!

— Глупый ты, Петренко! Отец наш вышел к своему народу. Это просто. А не отключили его от связи, потому что после первых фраз все ясно было: кто решится, тот всем нам враг.

Иди спать, завтра на склады столько народу придет — протолкнуться негде будет.

Понятно, где…

— Нет, Вячеслав Михайлович! В ваши игры я более не играю!

И смачный хлопок резко захлопнутой двери.

… Разговор под стук колес. Купе поезда № 2 "Москва-Владивосток". Приглушенный свет, на столике два стакана чая в устойчивых железнодорожных подстаканниках и нехитрая снедь, купленная на вокзале.

— Давай спать, Игорь, ты что, в Москве не наговорился?

— Заснешь тут, как же. Ты сам-то представляешь, что теперь будет!

— Я ему верю. Правильно все будет. Ленина я читал, тот тоже был уверен, что государство будет отмирать. И партия — это только часть общества!

— Ленин не утверждал, что это будет, начиная с завтрашнего дня. Сначала, говорил он, построим коммунизм, а потом, потихоньку… А Сталин сказал, что вот сейчас и начнем. Как бы не вышло чего!

— Утомил ты меня, Костя. Все будет правильно. Про отмену налогов слышал?

— Так вместо них — взнос! То же самое, в принципе.

— Далеко не так! Но это тебе сразу не объяснишь. В общем, давай спать, глаза слипаются. А если беспокоишься, что выйти может криво, так тебе оружие дали. И не только тебе. Мне тоже. Завтра народ на склады придет. Фронтовикам — бесплатно, остальным — за деньги. Считай так — нужен обществу порядок, оно его и установит.

— А как кто по-пьяни, да в соседа?

— Обнажил ствол — стал мишенью. Когда у народа оружие, — при этих словах Игорь довольно покосился под подушку, — не забалуешь! Уроды быстро кончатся. Помнишь, как нам прямо в перерыве оружие раздали, и мы вернулись в зал. Кто-нибудь смог бы выстрелить в него? Возможность-то была!

— Да нет, кто б дал! Да я бы такого первый!

— Ну вот, сам себе и ответил, — сонно пробормотал Игорь, натягивая на себя одеяло.

Вечер 29-30е октября 1952 года.

Старуха с косой подошла совсем близко. Он остро ощущал ее присутствие. Дальнейшее было вопросом времени. Может быть, минут, может — часов, в лучшем случае — дней. И то, если с ним захотят говорить. Но инстинкт гнал его в лабиринт арбатских переулков. Прочь от зеленого купола дома Второва, завершающего перспективу Каменной Слободы. От знаменитой полуротонды, от специально пристроенного концертного зала, где когда-то дирижировал Сергей Прокофьев и весело танцевали гости.

Побега на рывок не вышло. Все теперь в прошлом — и власть, и афинские ночи.

Живой труп двигался в неровном, рваном ритме, оскальзываясь, наступая лакированными туфлями в грязь и небрежно разбрызгивая лужи. На некогда благообразном, холеном лице, украшенном профессорской бородкой-клинышком застыла странная гримаса, причудливое сочетание ненависти, страха и отчаяния.

Все усилия оказались тщетны. Те, кто обещал и гарантировал, брезгливо отвернулись. Он стал для них отработанным материалом. Даже дверей не открыли! Лишь охранник, уютно устроившийся в будке, сказал, будто сплюнул:

— Велено передать, что в этом доме Ваше присутствие нежелательно.

Милиционер, стоявший рядом, просто отвернулся. От него! Который еще вчера мог его в порошок стереть! Вот именно, что вчера…

На мгновение остановившись, бывший человек достал из внутреннего пиджака серебряную фляжку и сделал пару щедрых глотков. Привычно обожгло пищевод. Скоро в теле появится приятное тепло, станет немного легче. Он давно и прочно привык к большим дозам алкоголя, поэтому выпитое взбодрило лишь самую малость.

Встряхнув опустевшую флягу, убедился, что на добавку рассчитывать не стоит. Потом зачем-то попробовал засунуть ее в туго набитый портфель. Не получилось. Опять не получилось!

Нервы не выдержали. Коротко размахнувшись, он попытался швырнуть портфель со всем его содержимым прямо на дорогу. Но руку перехватили, в лицо ударил свет. Слабенькая лампочка карманного фонарика показалась прожектором летящего по рельсам паровоза.