Язык это обиталище Бытия; в то же время, как предупреждает Хайдеггер, язык принадлежит к области техники. И притом в двух смыслах: техника не только становится приоритетным объектом языка, но и субъектом, который нечто производит, высказывает и проектирует.
Основной процесс Нового времени – покорение мира как картины. Слово «картина» означает теперь: конструкт опредмечивающего представления. <… > Ради этой борьбы мировоззрений и в духе этой борьбы человек вводит в действие неограниченную мощь всеобщего расчёта, планирования и организации. Наука как исследование есть незаменимая форма этого самоучреждения в мире, один из путей, по каким со скоростью, неведомой участникам бега, Новое 99 время несется к полноте своего существа.
Стоит обратить внимание на заключительную часть этого фрагмента. Хайдеггер начинает с утверждения, что в нынешних условиях мир превращается в картину мира, и что именно в этом заключается предпосылка завоевания мира и подчинения его себе (сведения мира к интегрируемой форме). Далее: согласно выводу Хайдеггера, данный процесс осуществляется настолько споро, что заинтересованные лица даже не отдают себе отчёта в происходящем. Но кто такие эти заинтересованные лица, эти участники бега? Это просто-напросто люди, мало-помалу отстраняемые от управления миром, их место занимают автоматизмы, которые внедряются в мир и переделывают его. По утверждению Хайдеггера, люди (заинтересованные лица) не в состоянии оценить той непреклонности, с какой современный мир движется к истощению его собственной сущности, поскольку истощение это как раз и представляет собой людское неведение, зависимость людей от власти механизмов. Люди всё менее способны разобраться в тех феноменах, которые ими же самими и были приведены в действие. Благодаря их свободе, порождённой дистанцией между человеком и Бытием, а также онтологической непредвзятостью существования, людям удалось выстроить такую техническую сферу, которая внедрилась в одну из пустот Бытия. Таким образом, пустота Бытия оказалась заполненной перформативным потенциалом техносферы; цифровой условностью, которая преобразуется в эффективный механизм.
Конец гуманизма предопределён его же собственным высоким потенциалом.
Следует подчеркнуть, что мы отнюдь не имеем в виду какой-либо политический вызов, какой-либо бунт против всесилия техники. Вопрос не в том, сумеет ли сплочённое человечество преодолеть детерминизм, имплицитно заключённый в создании техносферы; не в том, помогут ли продуманные действия ослабить (а то и полностью устранить) влияние автоматизма, которое благодаря дигитализации проникло в язык, психосферу, чувствительность. Вопрос стоит гораздо проще: не является ли то, что представляется нам детерминизмом (порождённым знанием и техникой в сфере существования), на самом деле всего лишь новым уровнем (более высоким и утончённым) неопределённости, присущей любой сложной системе? Не в том дело, чтобы положить конец всесилию техники, организуя протест свободомыслящих. В нашей книге мы стремимся идти по Другому пути, и этот путь не имеет ничего общего ни с организованными добровольными действиями, ни с политикой. Мы лишь хотим выявить неопределённость в самом сердце порабощённого техносферой общества.