Душа змея

Никола увидел – так, будто он и сам был сейчас там, – смеющуюся женщину, сидевшую прямо между крыльев змея. Она была мускулистой, плечистой – Никола сразу вспомнил Сину, – а еще очень смелой и сильной. Никола знал: она умела охотиться, и сражаться, и разжигать огонь… Она была воительницей, но не любила беспричинных кровопролитий. Она всегда вставала на защиту тех, кого любила. Николе вспомнилось слово «валькирия», вычитанное в одной из человеческих книг. Женщина и змей парили у самого моря, холодного, северного, и брызги летели им в лицо, и они оба делались очень счастливы, и все было серым – и небо, и вода, и сам змей, и даже глаза наездницы. Только ее туго сплетенная густая коса казалась почти белой.

Понимание наконец осенило Николу.

– Так вот какой была твоя прежняя душа?

Змей грустил. Он спрашивал, не видел ли Никола ее где-нибудь? Куда она пропала? Может, они знакомы?

– Нет. Боюсь, она… умерла.

Змей резко взмахнул крыльями. Никола ощутил, что тут, на Корабле, ему трудно удержаться на ногах.

– Но теперь я – твоя душа, слышишь? Ты выбрал меня. Я здесь. Я никуда не денусь.

Никола чувствовал, что змей наконец по-настоящему обратил на него внимание. Не из желания красоваться и не пытаясь сбросить докучливую муху. Он заглянул Николе, кажется, в самое сердце – и не отпрянул.

Никола ощутил, какими крепкими сделались крылья, о существовании которых у себя он даже не подозревал. Он вдохнул полной грудью. Позабыл про стены и пол под ногами – ничего этого не было, один только полет, только память о том, что такое небо, которое принадлежит одному тебе.

Так вот какая она – жизнь, которую стоит прожить. Его, Николы, место.

– Как тебя зовут? – задыхаясь от счастливого смеха, спросил Никола.

«Ама», – зазвучало в голове.

– Здравствуй, Ама! А я – Никола.

* * *

Больше уже никто не издевался. Они все смотрели на него – боязливо, настороженно, кто-то даже с почтением.

Они дети Великого Змея, подумал Никола. Они поняли, что произошло.

Он нашел в толпе встревоженный взгляд Вяза, улыбнулся и прошептал одними губами:

– Получилось.

* * *

У него были зоркие глаза, видящие на тысячи километров вокруг, и гибкая длинная шея, на которой он мог вертеть головой в любую сторону, и память многих и многих веков.

У него было два сердца – человечье и змеиное. И по душе на каждое из них.

У него был полет – и ничего прекраснее на свете не существовало.

И у него была ненавистная преграда, которую он мечтал разрушить. Человечье сердце желало продолжать свою дорогу. Змеиное – просто ненавидело препятствия на этой дороге. Никто не смел указывать потомку Великого Змея, куда ему держать путь.

Они вдвоем сражались с преградой каждый день и час, и оба знали: она уже пошла мелкими трещинками, надо только поднажать, только еще раз – десять – сто – взмахнуть крыльями. Только не отступать.

* * *

…Дни, полные небом, и иные, пустые – когда Вяз заставлял поесть, помыться и поспать. Никола делал все это нехотя, из одного только уважения, стараясь закончить поскорее.

– Нам не хватает тебя, Никола, – сказала в один из дней Льдиния, обнаружив Николу спящим прямо на полу в углу Купола.

– А сколько… – Никола потер глаза. Он не помнил, как тут оказался. – Сколько я уже лечу?

– Десять дней, милый.

– Десять, – бездумно повторил Никола. Он никак не мог понять, много это или мало. Для змеиного сердца точно – ничтожный пшик. А вот для его, человечьего?

– Послушай, – Льдиния ласково погладила его по волосам, – мы простояли у этого барьера уже очень долго, и наш век позволяет простоять еще хоть столько же. Да пусть бы и всегда… Мы – я, Вяз, Лавр с Элоизой – очень боимся потерять тебя, Никола.

Никола посмотрел на Льдинию. От ее заботы и доброты сделалось очень тепло в груди.

– Может, змей, сам того не зная, поджидал, когда действительно будет нужен нам? – Никола думал об этом каждое свое человеческое пробуждение. – Может, он и проснулся-то только для того, чтобы мы могли лететь дальше?

Льдиния по-прежнему внимательно и с сочувствием смотрела на него.

– Я просто очень хочу, чтобы Элоиза однажды увидела синее небо. Траву под ногами – такую, знаете, весеннюю, колкую, – по ней так здорово ступать. И речку, – поделился Никола. – Она ведь еще ни разу не видела речку!

* * *

Небо пошло трещинами и раскололось. Человеческое тело Николы совсем ослабло, болело, умоляло об отдыхе. Змеиное сердце рвалось вперед.

Темнота за их спинами была бесконечной. Здесь не существовало ветра – но в них обоих слишком сильна была память о нем.

– Совсем чуть-чуть, Ама. Уже почти, – прошептал себе и ему Никола.

Свет звезд стал нестерпимо ярким. Они были очень большими, желтыми – и совсем рядом. Они лежали прямо на крыльях и мешали взмахнуть. От них на языке было кисло и свербело в носу.

«Лимоны!» – вспомнил Никола. Они были похожи на земные лимоны, так ненавидимые Николой в детстве.

Звезды-лимоны. Никола расхохотался от того, каким нелепым был этот чудной образ.

Человечья и змеиная души не сдавались.

– Давай, Ама!