Душегуб. История серийного убийцы Михасевича

В Витебске еще только пару дней назад установилась теплая погода, а она выглядела очень загоревшей. В руках девушка несла две тяжелые сумки, которые ей явно было неудобно нести.

– Проводить? – немного по-хамски поинтересовался Геннадий Михасевич, когда девушка приблизилась к нему. Она резко остановилась, смерила двадцатичетырехлетнего Михасевича оценивающим взглядом, а потом презрительно процедила, что-то вроде «не надо» или «отвали». Геннадий уже не помнил, что именно ответила юная Людмила Андаралова тем солнечным майским днем 1971 года. Михасевич в тысячный раз сжал лежащий в кармане моток веревки, а в следующий момент он уже схватил девушку за горло и с силой прижал к ближайшему дереву.

Тогда у меня было тяжелое состояние из-за того, что я порвал отношения со своей любимой девушкой Леной, я очень переживал это и даже хотел покончить жизнь самоубийством, для чего срезал в Полоцке бельевую веревку. С таким намерением я и пошел из Полоцка в ту ночь пешком в направлении деревни Экимань. Мне попалась навстречу девушка. Когда я ее увидел, то у меня тогда впервые и возникла мысль задушить ее».

Из показаний Геннадия Михасевича

Глаза девушки наполнились страхом, она начала хрипеть и пытаться убрать руки Михасевича со своей шеи. Это было невозможно. Проще было бы разжать челюсти аллигатора, чем убрать руки Михасевича с ее шеи. Животный страх девушки стал первой живой эмоцией, которую испытывали к Геннадию. Никто до этого никогда не испытывал к нему таких сильных эмоций. Этот животный страх, собственное отражение в глазах девушки, ощущение того, что ее тело и ее жизнь сейчас в абсолютной его власти, возбудили его. Никогда он не испытывал ничего подобного.

Ему нравились девушки, иногда у него возникала эрекция, но это скорее вызывало чувство неудобства и стеснения. Никогда до этого он не испытывал такого острого, животного возбуждения. Ощущение того, что жизнь девушки в его власти, невероятно возбуждало. Людмила хрипела и до последнего пыталась вырваться из рук Михасевича, но от этого он только сильнее возбуждался. Постепенно лицо девушки начало приобретать неестественный красный, а затем синюшный оттенок, хрипы больше не доносились из ее горла, а ее руки больше не пытались разжать цепкие пальцы мужчины. Геннадий немного пришел в себя, только когда уложил девушку на траву. Она выглядела все так же прекрасно, все так же напоминала Лену в тот день, когда он впервые пошел ее провожать. На девушке даже было похожее белое платье с запахом и завышенной талией. Лена рассказывала, что она нашла выкройку к платью в журнале Burda, и ее мать, работавшая на текстильной фабрике, помогла ей сшить его. Эта девушка явно тоже самостоятельно сшила себе этот сарафан. Она была все еще так же прекрасна, как и несколько минут назад, когда смерила Михасевича презрительным оценивающим взглядом, но сейчас она больше не сопротивлялась, и она уже больше не могла никому рассказать о том, каков Михасевич в постели, она была идеальной девушкой, для которой он станет последним мужчиной. Геннадий снял брюки, задрал девушке юбку и изнасиловал уже бездыханное тело. Спустя несколько минут, когда дело было сделано, он оделся, засунул руку в карман брюк и сжал все так же лежащий там моток веревки. Это отрезвило его. Сейчас он с ужасом смотрел на лежащий перед ним труп незнакомой девушки и уже представлял, как его ведут на расстрел. Можно получить пятнадцать лет лагерей, если украсть мешок картошки, за убийство может быть только расстрел.