– Ну и кто, вы думаете, виноват в преступлении? – поинтересовался Жавнерович, когда следователь закончил свой доклад.
– Не знаю, Михаил Кузьмич, но это не ограбление. Мне кажется, что ее задушили просто потому, что хотели задушить, – развел руками Лапоревич.
– Это как же так?
– Некоторым людям просто доставляет удовольствие убивать людей. Помните дело Ионесяна[5]
?Михаил Кузьмич на секунду помрачнел, потом смерил следователя насмешливым взглядом.
– Когда я пришел на работу в прокуратуру, я тоже все время хотел раскопать что-то интересное, но так не бывает. Мне тогда очень доходчиво объяснили, что чудес не бывает, понимаете? Убийца всегда рядом, им всегда оказывается тот, кто уже был у вас на допросе, всегда есть понятная причина. Никаких тебе извращений, это всегда либо выгода, либо личные отношения. Кто у девушки в женихах ходил?
Лапоревич замолк, давая возможность сказать остальным членам опергруппы, расследовавшей дело. Следователь бросил на молодого сотрудника уничтожающий взгляд, в котором не было необходимости. Лейтенант и так чувствовал сейчас себя оплеванным. Михаил Кузьмич Жавнерович заметил эту молчаливую перепалку и усмехнулся.
– Все молодые ищут интересные дела. Это неплохо, это просто примета молодости, – успокаивающе сказал Жавнерович следователю. Лапоревичу стало так тошно, что он без разрешения покинул комнату, в которой проводили планерку. Дежурный сочувственно посмотрел на него и протянул пачку сигарет. Оперативник благодарно кивнул и закурил, усевшись на стул в коридоре.
Планерка продолжалась еще пару часов. В результате Михаил Кузьмич потребовал заново допросить всех ранее допрошенных, но на этот раз «ни с кем не церемониться». Лапоревич был сейчас даже рад, что у него забрали это дело. Он знал, что скажут все те, кого поручил допросить «легендарный следователь». У убитой Людмилы Андараловой была самая обычная жизнь с работой на заводе, мечтами о техникуме и замужестве. Девушка не имела привычки выпивать или крутить многочисленные романы, у нее не было еще крупных сбережений, но откуда им быть в девятнадцать лет? Сумочку рядом с трупом не нашли, да и вряд ли преступник решил убить ее ради содержимого.
Лапоревич занялся другими делами, решив больше не лезть в то дело. В конце концов, Михаил Кузьмич имеет стопроцентную раскрываемость, ему уж точно виднее. По большому счету сам лейтенант не верил в это, но сделать ничего больше не мог. Он был уверен, что приезжий следователь прокуратуры еще пару недель подопрашивает всех, кого уже допрашивали, ничего не добьется и уедет к себе в Минск, но лейтенант ошибся. Через несколько дней, когда он пришел на работу, все УВД стояло на ушах. Все что-то обсуждали, переговаривались, бегали со стопками бумаг. Лапоревич уже собирался спросить у кого-нибудь, что тут происходит, когда из дверей кабинета следователя вывели совсем молодого и насмерть перепуганного парня.
– Учись, как надо работать. Удовольствие ему душить девушек доставляет… Просто так убили у него незнакомую девушку. Чудес не бывает, парень, – спокойно и даже насмешливо сказал ему Михаил Кузьмич Жавнерович, похлопывая по плечу. Парень, которого сейчас уводили в камеру, выглядел совершенно перепуганным загнанным зверем. Половина его лица заплыла от удара, и он заметно хромал на одну ногу. Лапоревич за свою недолгую службу уже видел, как выглядят только что написавшие чистосердечное признание убийцы. Иногда они были так же избиты, но никогда не выглядели настолько перепуганными.
– Учись, как надо работать, Лапоревич, учись, кто знает, сколько мне еще служить осталось, – снова похлопал его по плечу Михаил Кузьмич и пошел дальше по коридору.
Лейтенант узнал задержанного, это был парень, живший в деревне неподалеку и имевший не самую положительную репутацию. В свои двадцать лет он нигде не работал, не учился, уже имел срок за разбой, но совершенно точно непричастный к этому убийству, так как в тот день он был в Горьком у родственников. Лапоревич запомнил это, потому что сам звонил на вокзал, чтобы проверить наличие билетов на его фамилию. Глушаков, кажется.