Душекрад

Машинально он застыл. Но не врет ли она? Не прикрывает ли своего дружка, чтобы дать ему улизнуть? Герман так бы и подумал, но его смутило то отчаяние, которое слышалось в голосе девушки. Такое трудно подделать, да и на хорошую актрису она была совсем непохожа. Да к тому же, черная пелена, окутавшая стены комнаты и почти скрывшая дверь, Герману тоже решительно не нравилась. В первые мгновения он подумал, что это у него просто в глазах плывет от усталости и напряжения, но теперь он видел эту клубящуюся дымку уже отчетливо.

— Что здесь происходит? — спросил он, почувствовав, что от самоуверенности в его голосе не осталось и следа.

— Ничего хорошего, — сказал ему со вздохом Внутренний Дворецкий и тут же получил подтверждение своих слов.

— Мы оба умерли, вот что! — крикнула сквозь слезы Надя. — Из-за вас мы оба уже мертвы!

Глава восьмая, в которой мертвые не только ходят, но и предаются более приятным занятиям

— Вы могли бы как-то пояснить? — осторожно спросил Герман, машинально взглянув на свои руки. Непохоже было, что они принадлежали мертвецу.

— Да нечего тут уже пояснять, — проговорила Надя, сотрясаясь от плача. Лицо ее стало красным от слез, а руки, напротив, побледнели. Казалось, от этого она должна была окончательно превратиться в дурнушку, однако было в ее слезах что-то настолько трогательное… Впрочем, на Германа куда сильнее подействовали ее следующие слова. — Мы в Последней Клетке — значит, мы мертвы, никакого выхода нет. Если только Узорешитель внемлет моим мольбам…

— Что за клетка такая?

— Вы не знаете? — она подняла на него глаза, и в ее взгляде просквозило презрение, но смешанное с сочувствием. — Вы же жандарм… а, какая уж разница? Последняя Клетка — это вампирское заклинание, одно из самых сильных. Я не знаю, сколько он выпил крови ради такого… много, наверное. Я даже не думала, что он может так много…

— И что это за заклинание? Что оно делает?

— Запирает нескольких людей в ограниченном мире. Тот из них, кто дотронется до стены — умирает. Когда умрут все, кто в клетке, то их тела… наши тела!..

Она всхлипнула и не договорила, запнувшись и снова разразившись рыданиями. Герман ничего лучше не придумал, как схватить ее за плечи и хорошенько тряхнуть.

— Что? Что «тела»⁈

— Тела выпадут из клетки, окажутся снова в нашем мире. Причем, расположение будет такое, словно мы убили друг друга. Задушили, застрелили, я не знаю… не знаю… Это очень хитрое заклинание, одно из самых страшных у вампиров.

— Интересно, откуда вы про него знаете, — протянул Герман.

— Так ведь он сам мне рассказывал, — сказала Надя, не поднимая глаз. — Он много рассказывал о том, как они живут, что чувствуют, какие у них обычаи…

— Он был вашим любовником? — спросил Герман. Его начала бить дрожь от сознания того, что положение, кажется, хуже некуда. Щадить чувства девушки он при этом был не в состоянии.

Она в ответ подняла на него взгляд, полный презрения, и ничего не ответила.

— Кто он и откуда? — спросил он снова.

— Вы все еще не поняли? — Надя снова всхлипнула. — Мы отсюда живыми не выйдем. Расскажу я вам или нет — не все ли равно? Ну, давайте, расскажу.

Она села на полу и подобрала под себя ноги. Подол платья немного задрался, почти обнажая резинки чулок, но она не обращала на это ни малейшего внимания.

— Он из общины «Черный предел» — начала она. — Знаете про такую?

Герман помотал головой.

— И как вас этакого в жандармском держат, — она усмехнулась.

— Революционеры не по моей части, — ответил он, слегка задетый. — К тому же, я совсем недавно служу… служил…

— Да не все ли равно? В общем, «Черный предел» — это революционная группа, борющаяся за полное разрушение основ. В том числе — через смерть. Царская печать называет нас всех нигилистами, то есть людьми, ни во что не верящими. И это ложь. Но вот тех, кто состоит в «Черном пределе», пожалуй, можно так назвать… да, они… способны на все, а не верят, может быть, не во что. И среди них есть вампиры, их привлекает такая идеология. И вот они предложили нам совместную операцию…

— Нам — это кому? — спросил Герман, усевшись на пол напротив нее.

Надя в ответ скорчила презрительную гримасу.

— Вы не на допросе, а я вам не подследственная! Хотя… что уж теперь… Мы — это «Последняя воля», мы боролись за то, чтобы разрушить узы, сделать всех крепостных свободными. Говорили, что это возможно, если привить им отвращение к господам. Многие пытались — ни у кого не вышло. Но недавно одной общине с Божьей помощью это удалось. Это многих воодушевило — некоторые верят, что пришествие Узорешителя уже близко. Как жаль, что я теперь этого не увижу…

Надя помолчала несколько секунд, негромко всхлипывая. Герман не решался форсировать.