— В таком случае ты тоже должна его ненавидеть, — бросил шиноби как-то слишком резко, но сразу стушевался, вспоминая, что Кейджи рисковала даже больше, чем кто-либо еще. И у нее получилось обеспечить им шанс выжить. Она не почувствовала укола гордости и не стала обижаться на этот никчемный всполох недоверия, давно подозревая в нем и Канкуро, и Темари.
— Да, должна, но месть — это не мой путь, — сказала Вару устало и, немного помедлив, едва слышно добавила. — Больше нет.
Пятнадцать трупов шиноби, большую часть которых придется собирать по кусочкам, начнут стремительно гнить в лучах жаркого солнца. До рассвета оставалась еще пара часов, а до Суны — день пути через пустыню. В Хофу все еще погибали от отравления люди, расходуя запасы чистой воды, и ждали своих спасителей, которые не могли позволить себе задерживаться еще дольше. На раздумья времени не оставалось, и, не найдя ничего лучше, Кейджи уверенно сказала: — Мы должны сообщить об этом инциденте.
Канкуро согласно кивнул, тоже думая об этом. Фактически эта группа предала свою деревню, напав на них, и никакие улики не указывали на Гаару. Может, излишняя жестокость и подтвердит пару пунктов в списке подозрений Совета, но принимать что-то против Сабаку но они не станут. Замнут это дело так же, как и раньше, и, возможно, надолго забудут об идее избавиться от Гаары лично.
— Надеюсь, из этого не станут раздувать еще большую проблему, — вздохнул Канкуро, и, не видя больше причин смотреть на этот кошмар, Вару медленно пошла в сторону их ненадежного укрытия, собираясь предоставить своим изувеченным ногам еще немного отдыха. Однако шиноби терзало что-то еще.
— Я хотел тебя кое о чем спросить.
— М? — Кейджи остановилась, вопросительно посмотрев на Канкуро, и по его напряженному взгляду стало заранее ясно, какой именно вопрос он задаст.
— Та техника, которую ты использовала. Она сработает еще раз?
— Маловероятно. На самом деле я сделала немногое. Мы остались живы благодаря Гааре. Если бы он не сопротивлялся все это время, то Шукаку бы мои попытки вообще не почувствовал, — ответила она со слабой улыбкой, на самом деле все еще не отойдя окончательно от тех эмоций. Успела подумать, что это конец, но жизнь перед глазами почему-то не промелькнула. Может, потому что она трусливо закрыла их в последний миг?
— Толку-то от тебя? — наигранно скривился Кукольник, и Вару недовольно скрестила руки на груди, подыгрывая ему.
— Себя хоть вспомни.
Ее тоже терзало кое-что еще. Привычка прокручивать один и тот же эпизод десятки раз в голове позволяла ей полностью проанализировать ситуацию, выявляя детали, но все, что удалось добыть сегодня — беспричинные подозрения. Вару не могла сформулировать свою мысль, но ее это так сильно взволновало, что она позволила себе продолжить разговор.
— Они ведут непрерывную борьбу друг с другом, и я не совсем понимаю, почему. Может, Гааре просто не повезло быть сосудом именно для Однохвостого. А может, причина кроется в чем-то другом.
— Что ты имеешь в виду? — заинтересованно спросил Канкуро, не зная точно, стоит ли волноваться ему. Кейджи пожала плечами и отрицательно замотала головой, ругая себя за несдержанность. Так бывает, когда пытаешься сказать что-то, в чем еще не успел разобраться. Нескладно и бессмысленно.
В пещере Темари не отходила от младшего брата, с тревогой наблюдая за его беспокойным сном. Вопреки страху она думала только о нем — не о демоне внутри. Когда вошла Вару, куноичи не повернулась, продолжая заботливо держать Гаару за руку и ждать, когда эта проклятая ночь закончится. Бывшая шиноби села неподалеку, какое-то время всматриваясь в бледное напряженное лицо. Слух, казалось, все еще улавливал голос Шукаку, и Кейджи чувствовала, как страх возвращался к ней, и тело вновь начинала бить дрожь.
***
Утром никто не пытался заговорить о мертвых телах. Все очень качественно сделали вид, что произошедшее вчера их ничуть не трогает на данный момент. И Гаара тоже не выказывал и намеков на какие-либо чувства, оглядев почерневшую кровь на песке без интереса, и его пустой взгляд не отражал бликов уже взошедшего на белое небо солнца. Темари и Канкуро еще ночью убрали здесь все, что смогли, изрядно испачкавшись, но выполнив свой долг перед павшими шиноби родной деревни. Можно было бы в пустой надежде предположить, что их младший брат стал бледнее, чем раньше, и его молчание — более грустным. Что под этой тишиной он укрыл свои истинные переживания, но если семья и могла верить в него, Вару чувствовала — в джинчурики ничего не изменилось.