Душевный архитектор (СИ)

— Некоторые моменты из жизни хочется просто выкинуть, чтобы не мучиться. Я это могу, но делать так, разумеется, ни в коем случае нельзя. Однако как тут удержаться, если очень хочется? И если я могу это сделать в любое время? — сказала Вару, замечая, как меняется безжизненная бирюза. Все внутри реагирует слишком болезненно, и бывшая шиноби знает. Все же это она, а не чужой ей человек. — Эти воспоминания связаны с тобой? Похоже, тебя чересчур много.

Настолько много, что это уже напоминает извилистый цикл: в каком направлении ни развивай мысль, все пути сойдутся в одной точке. Даже если вырвешь условия алгоритма, к пункту назначения тебя притянет магнетизмом. Он сломал ей ноги, чтобы она никуда не ушла: не только у физической оболочки, но и у ментальной.

— Ты не можешь вернуть себе память?

«Но ты скован моими цепями, раз так безнадежно хватаешься за столь жалкую шкуру».

— Естественным путем люди не могут окончательно что-то забыть, но я не использовала иллюзии, дабы внушить себе, что ничего не помню. У меня просто нет этих воспоминаний. Вернуть то, чего не существует, нельзя. Да мне и не особо интересно, — ответила Вару, пожав плечами, но Гаара не совсем ее понял. — Наша семья из поколения в поколение изучает способы изменять человеческое сознание. Именно изменять, а не манипулировать. Мы добились большого успеха, но так уж вышло, что подобные техники требуют приличного количества зачастую невыполнимых условий.

— И от этого ты пыталась отмалчиваться?

— Это приказ второго Казекаге. По официальной версии эксперименты потерпели неудачу, — все же произнося это, Кейджи почувствовала, как гигантский камень свалился с души. Если Гаара хочет слушать, то пусть слушает: он далеко не из тех, кто стал бы говорить с кем-то посторонним, не то что выдавать тайны собственной деревни.

— Ты таким образом хотела мне отомстить? — спросил он после недолгого молчания, и бывшей шиноби пришлось вспоминать, когда именно она перестала видеть в нем объект своей мести.

— Нет, просто искала способ убить тебя.

— И что изменилось?

Вару вновь отвела взгляд, не понимая, почему он задаёт так много вопросов именно сейчас. Она знала, что если захочет смолчать и уйти, то джинчурики не выпустит ее из этой комнаты. Было проще высказаться и вручить ему все в руки, тем самым избавившись от тяжёлой ноши.

— Я всегда хотела превзойти своего отца, поэтому и стала шиноби, — начала Кейджи неуверенно, но спустя мгновение уже не сомневалась, желая наконец все прояснить и доказать. — Знаешь, в чем мы с тобой отличаемся? Меня презирали те, в ком я искала любовь, но у меня не было такой силы, которой я могла бы заткнуть их и заставить себя бояться. Пришлось добиваться всего самой. Я подражала отцу, пытаясь показать ему, что могу так же. Но Хару Кейджи мертв, а значит, идя по его пути, я встречу подобный провал. Мне нужно идти своей дорогой, чтобы превзойти его, — она остановилась, слыша, что тон ее голоса заметно повышается от нахлынувших эмоций. Вару не могла рассказывать о чем-то подобном с таким же нетронутым чувствами лицом и усмехалась факту, что все ещё гоняется за детской мечтой, пусть и интерпретированной иначе. — Может, мой выбор слишком радикален. Возиться тут с тобой вместо того, чтобы объединиться со всей деревней и наконец избавиться от тебя. Я даже пытаюсь что-то рассказывать такому, как ты, боже, зная, что только ты и поймёшь меня. Ты ведь тоже творишь какую-то хрень просто для того, чтобы что-то изменилось.

Пожалуй, Гаара по-настоящему удивился при Вару в первый раз. Его маска мертвеца, давно наплевавшего на этот мир, рассыпалась, уязвленная неожиданно открывшейся истиной. Какое-то время они оба так и стояли, молча созерцая элементы одежды друг друга, но ни в коем случае не лицо.

— Я не знал, зачем, — признался Гаара, но со словами Кейджи спорить не хотел. Поверил ей.

— Ну, теперь, похоже, знаешь, — усмехнулась Вару, все же желая поставить где-нибудь точку. — Ты решил защищать родную деревню, пусть даже она не единожды харкнула тебе в лицо. А я решила изменить направленные на разрушение техники, чтобы не причинять вред человеку, а помогать ему. Если бы джинчурики был кто-то из Кейджи, то прекрасно бы контролировал Шукаку, — последнее предложение она произнесла с наигранной гордостью, но отчаяние внезапно окатило ее ледяной водой. Сколько же противоречий было в такой простой цели, и, не зная зачем, Кейджи тихо сказала: — Думаю, я могу научить тебя.

Гаара вздохнул, отрицательно мотнув головой: — Ты слишком сильно ненавидишь меня, чтобы помогать. Просто ходишь где-то поблизости на случай, если я потеряю контроль.

— Ты меня сам попросил об этом, — заметила бывшая шиноби, и джинчурики не спорил.

— Да. И не думаю, что у нас получится что-то лучше.