Душистый аир

Коровы рассыпались по ельнику, побрели к кустам в поисках более сочной травы. А трава хилая, объеденная, выгоревшая на солнце. Местами проступает голая земля. Вторую неделю нет дождя. Канавы пересохли, болотца стали меньше, только речушка Эгли́не, что берет начало где-то в болотистой чаще, звонко журчит. Эглине напоминает Рамунасу другую речку, ту, что протекает за домом его родителей. Это там, за лесом… Весной речушка разливается, затопляет дворик — не ступишь за порог. Рамунасу нравилось смотреть, как течет вода. А однажды (как такое забудешь!), когда поблизости никого не было, он вытащил из сеней корыто, столкнул его в воду, захватил жердь и уселся. Оттолкнулся и сразу же плюхнулся в воду. И если бы не отец, который как раз в это время возвращался из леса, неизвестно, чем бы закончилось его первое странствие по воде. В тот день (именно в тот!) Рамунас твердо решил стать моряком. Непременно моряком. Ничего, что он еще в глаза не видал ни моря, ни корабля, ни даже большой реки. Все это он знал по картинкам. Да и отец любил рассказывать: «Вышли мы, стало быть, в Атлантику…» Дело в том, что отец побывал в Америке. Когда его спрашивали, что он там нажил, отец прикладывал левую руку к груди и закашливался.

— Вот что! — говорил он (Рамунас знал: это означало чахотку). — И еще вот! — добавлял отец и поднимал стиснутый кулак, словно кому-то грозил.

Они жили у леса. Все было благополучно, пока отец изо дня в день ходил на заработки. Но прошлой зимой он слег и долго болел. Однажды мама сосчитала, сколько оставалось картофелин, сколько ложек ржаной муки, и сказала:

— Не вытяну я одна. Пятеро ртов, сколько ни пряди — не прокормишь…

Рамунас был старший, и отец с матерью посмотрели на него. Отец тяжело вздохнул, мама поднесла руку к глазам. А через неделю, когда схлынуло весеннее половодье и к ним во двор въехала телега, запряженная одной кобылкой, мама сказала:

— Это за тобой.

— Хоть первое время, сынок. Ненадолго… Вот увидишь, все переменится, я встану, — оправдывался растерянно отец.

И пришлось Рамунасу отложить в сторону книжки, где было написано про реки, моря, путешествия…

И пришлось Рамунасу взяться за кнут…

Белый парус реет,
Расступитесь, волны, —

снова запел Рамунас, а мысленно он уже бегал по дорожкам, где когда-то делал свои первые шаги, где лазал по деревьям, валялся на лужайке и слушал нескончаемые рассказы отца. Давно он там не бывал — с самой ранней весны. Однажды мама сама его навестила. Она шла из аптеки, где ей ничего не дали, и завернула к сыну. На лугу, присев на пенек, она выкладывала все домашние невзгоды, жаловалась на здоровье: мол, и бессонница одолела, и лучше уж в могилу сойти, чем такое… Мол, отец совсем… Дома ему не сидится, мечется, конца своего ищет… Мама говорила какими-то намеками, и Рамунас не все понял. Он только чувствовал, что мать ворчит напрасно. Отец столько повидал на своем веку, он знает, что делает…

Укажи дорогу,
Синева морская…

От голоса мальчика звенит весь лес.

Примчался Мяшкис. Носится с высунутым языком, скачет.

— Догоняй! — крикнул ему Рамунас и кинулся бежать. Он петляет, прячется за деревьями, но не таков Мяшкис, чтобы от него скрыться.

Рамунас кидается на траву под елью. Мяшкис остановился рядом и положил передние лапы ему на грудь. Пес смотрит блестящими глазами, словно упрашивает его: давай поиграем еще чуть-чуть!

— Не могу, Мяшкис, никак не могу, — сказал Рамунас, а в мыслях он уже видел домик на лесной опушке. — Давай, Мяшкис, уйдем? Уйдем с тобой домой и больше не вернемся сюда. Никогда, ладно?

Мяшкис смотрит, свесив набок голову, и внимательно слушает. Мальчик гладит мягкую шерсть, обнимает пса за шею.

— Мяшкис, Мяшкис, если бы ты знал, как мне хочется домой! Здесь страшно. Все говорят — фронт близко. Слышал, что было вчера? — спрашивает Рамунас и рассказывает Мяшкису все, как близкому другу.

Мяшкис и впрямь его друг. Рамунас его вырастил, научил всяким премудростям.

Когда год назад хозяин Шпокас уговаривал мальчика остаться еще на срок в подпасках, Рамунас сказал: «Только вместе с Мяшкисом…»

Родители мальчика обрадовались, что избавятся от прожорливого пса, а Рамунас лукаво улыбался: «Теперь Мяшкис с Сигитасом будут караулить стадо, а я…» И он оставлял Сигитаса с собакой, а сам пропадал в лесу и на речке чуть ли не целыми днями — и раков ловил, и лягушек пугал, и к другим пастухам бегал.

Сигитасу одному скучно, но ничего не поделаешь — Рамунас старше, надо ему подчиняться. Так уж оно заведено, Сигитас знает. Сам Рамунас тоже скучает. То и дело пристает он к Сигитасу: «Померяемся!» (хоть и знает, что он выше), «Бежим наперегонки!» (хоть и знает наверняка, что обгонит), «Давай через ручей прыгать!» (тоже знает, что Сигитас шлепнется в воду). Чего только он не выдумает, Рамунас этот!..

Вдруг Мяшкис вскочил, вырвался из рук мальчика и злобно залаял. Стоит, шумно нюхает воздух, раздувает ноздри, хвост опустил к ногам.

Рамунас сел и прислушался.