Душка Адольф

Рэй Брэдбери Душка Адольф

Ray Bradbury Darling Adolf

Они ждали, чтобы он вышел. Он сидел в маленьком баварском кафе с видом на горы, попивая пиво, и находился он там с полудня, а уже половина третьего, обед затянулся, выпито много пива, и по тому, как он держал голову, как смеялся и как поднимал очередную глиняную кружку с шапкой пены, пузыри которой лопались на лёгком весеннем ветерке, было видно, что настроение у него великолепное, и двое, сидевшие с ним за одним столиком, старались от него не отставать, но всё равно были далеко позади.

Время от времени ветер доносил их голоса, и тогда кучка людей, дожидавшаяся его на автомобильной стоянке около кафе, подавалась вперёд, пытаясь расслышать лучше. Что он сказал? А теперь что?

— Сказал, что дело подвигается.

— Какое, где?!

— Дурак! Фильм, съёмка подвигается — а ты думал что?

— Это режиссёр с ним сидит?

— Да. А другой, хмурый — продюсер.

— Не похож на продюсера.

— И неудивительно! Он сделал себе пластическую операцию носа.

— А вот тот совсем как настоящий, правда?

— До последнего волоска.

И опять подавались вперёд, чтобы рассмотреть получше троих за столиком, продюсера, не похожего на продюсера, застенчивого режиссёра, который, поглядывая на столпившихся около кафе, вжимал голову в плечи и закрывал глаза, и человека между ними в военной форме со свастикой на рукаве, чья высокая фуражка лежала на столе, рядом с едой, почти не тронутой потому, что человек этот говорил — произносил речь.

— Фюрер, настоящий!

— Боже мой, кажется, будто это было только вчера! Трудно поверить, что сейчас тысяча девятьсот семьдесят третий год. Вдруг снова тридцать четвёртый, когда я впервые его увидел.

— Где?

— На митинге в Нюрнберге, на стадионе, когда была осень, да, мне исполнилось тринадцать, и я, член «Гитлер-югенд», стоял среди ста тысяч солдат и юношей на этом огромном поле вечером, ещё до того, как зажгли факелы. Столько оркестров, столько флагов, столько восторженно стучащих сердец, да, поверьте мне, я слышал, как сто тысяч сердец поют в унисон, мы все были влюблены в него, он спустился с облаков. Его послали к нам боги, мы это знали, пора ожидания кончилась, отныне мы могли действовать, с ним мы могли всё.

— Интересно, как чувствует себя, играя его, этот актёр?

— Т-сс, он тебя слышит. Смотри, машет рукой! Помаши в ответ.

— Помолчи, — сказал кто-то. — Они опять разговаривают. Я хочу послушать.

Все замолчали. И мужчины и женщины подались вперёд, наклонились в ласковый весенний ветер, докосивший голоса из кафе.

У юной официантки, подававшей пиво, раскраснелись щёки, горели глаза.

— Ещё пива! — сказал человек с усиками, как зубные щётки, и волосами, зачёсанными на левую сторону лба.

— Спасибо, нет, — сказал режиссёр.

— Нет-нет, — отказался продюсер.

— Ещё пива! День замечательный, — не отступался Адольф. — Тост за фильм, за нас, за меня. Пьём!

Те двое взялись за свои кружки.

— За фильм, — сказал продюсер.

— За душку Адольфа. — Эти слова режиссёра прозвучали бесстрастно.

Человек в военной форме замер.

— Я не смотрю на себя… — .он запнулся, — на него как на душку.

— Он-таки был душка, самый настоящий, а ты просто прелесть. — Режиссёр залпом выпил пиво. — Ничего, если я напьюсь?

— Напиваться допьяна воспрещается, — сказал фюрер.

— Где об этом сказано в сценарии?

Продюсер незаметно толкнул режиссёра под столом ногой.

— Как, по-твоему, сколько ещё недель нам снимать? — спросил продюсер очень вежливо.

— По-моему, мы закончим фильм, — ответил, делая огромные глотки, режиссёр, — смертью Гинденбурга или дирижаблем «Гинденбург», как он вспыхивает и падает в Лейкхерсте, штат Нью-Джерси — что раньше, тем пусть и кончится.

Адольф Гитлер наклонился к тарелке и начал быстро и жадно есть мясо с картофелем.

Продюсер тяжело вздохнул. Режиссёр решил успокоить страсти.

— А после этого, ещё через три недели, шедевр будет уже в железной коробке, и мы поплывём домой на «Титанике», столкнёмся с критиками и, дружно распевая «Дойчланд юбер аллее», пойдём ко дну.

Неожиданно все трое набросились на еду и теперь поглощали её, кусали и пережёвывали, и по-прежнему ласково дул весенний ветерок, а снаружи стояли и ждали люди.

Наконец фюрер перестал есть, глотнул ещё пива и, прикоснувшись мизинцем к усикам, откинулся в кресле.

— В такой день ничто не выведет меня из себя. То, что отсняли вчера, просто превосходно. А какие актёры подобраны для этого фильма! Геринг неподражаем. Геббельс? Само совершенство! — Полоса солнечного света сдвинулась с его лица. — Итак… Итак, вчера вечером я думал: вот я в Баварии, я, чистокровный ариец…

Его спутников передёрнуло, но они ждали, что он скажет дальше. — …и делаю фильм, — тихо посмеиваясь, продолжал Гитлер, — вместе с евреем из Нью-Йорка и евреем из Голливуда. Как забавно!

— Меня не забавляет, — отозвался режиссёр. Казалось, что он думает совсем о другом.

Во взгляде, который бросил на него продюсер, можно было прочитать: «Осторожнее, фильм ещё не закончен».