Душой наизнанку

В тот день было душно. Испариной естества
Стелилось по лёгким пузырчатое O₂.
И, как сообщила бы истовая молва,
Дышалось едва.

Вернувшись с работы, я вплыл на седьмой этаж.
Возился с ключами. Вошёл — и домой, и в раж.
Четыре стакана воды — господа, я ваш:
Причина все та ж.

Включил телевизор, упал на свою кровать.
Такая жара, что навязло в зубах — жевать.
Лежу, как на пляже. В квартире под тридцать пять.
Июль, вашу мать.

И тут же — назло — у входной — до мозговых кор
Протяжное — дзынь! Чертыхаюсь. И — в коридор.
По новой — запор. Открываю. «Здорово, Жор!»
А ржёт-то в упор!..

Смешлив непривычно. О боже, какая прыть!
«Давай, заходи, — говорю. — Поскорее, Вить!»
Дремотная жарь атакует советом — взвыть.
Но как не впустить?

Сидели мы долго, как встарь — до огней зари.
И замерло всё, как морская-фигура-замри.
Но что-то не то. «Ты влюбился, держу пари.
Витёк, говори!»

Краснеет дружище. Я пячусь, как гордый рак.
Плету, как паук, о возвышенном, как дурак.
И думаю, дескать, угадывать я мастак.
И в горле наждак.

«Ты прав», — отвечает. И ну хохотать навзрыд.
С души отлегло — до того развеселый вид.
«Ты, Жор, — говорит, — прямо умница с Бейкер-стрит!
Вот только небрит.

Она, — повествует, — что ангел у божьих врат.
Прекраснее лунных и прочих, дурных, сонат.
И мы если на, то она, безусловно — НАД!
Из райских пенат.

И стан у принцессы — стройнее, чем нотный стан.
И голос у ней — симбиоз мировых сопран.
Над Девой не властен насмешливых лет аркан…
Она — океан!»

V