На улице хрустко и солено, a мороз,Трезвоня, вгрызается в ноздри клыками псов.Скрипит под ногами. Немеют корни волос.По-моему, я позабыл запереть засов.Дорога кривляется дурою искони,Я трачу на тачку дрянные семьсот рублей.И пальцы выламываю: «Ну же, давай, гони!..» —Кричу черномазому, что за рулём «жигулей».Квартал, эти два поворота — знаком маршрут.Вываливаюсь в сугроб, сапоги в снегу.«Витёк, много ль дров наломал ты там, чёртов шут?!» —Уже замерзающий, думаю на бегу.В квартире темно. Приоткрыта входная дверь.И он на полу: недвижим, точно мёртвый зверь.Четыре бутылки; осколки одной — кругом,Я их раскрошил непорвавшимся сапогом.По кругу же — чёртова дюжина хризантем:Налюбленных, бедных — да брошенных прочь с очейРукой дорогою… Дешёвой. Ты, брат, ничей.Без музы и лира в запое, и лирик — нем.Ты, брат, обезмочен. Без сил как в соборе — бес.И, словно зарезанный, жить разжелал наотрез.И в лобное место, молясь, издолбился лбом.Влюбленный, был вволюшку вылюблен ты, поверь…«Ну что же мне делать, проклятый, с тобой теперь?!»Вот вроде бы дом. Да выворочен вверх дном.VIII