Душою настежь. Максим Дунаевский в моей жизни

Конец 1996 года. У Алинки снова благотворительные спектакли, и после двухнедельных каникул снова интенсивная учеба. В нашей загруженности время бежало быстро, начался 1997 год. Я работала, а Алинка добросовестно училась, по-прежнему оставаясь первой ученицей в классе. Продолжала делать успехи и в консерватории. Мсье Тома относился к ней очень благосклонно. На спектаклях неизменно ставил ее на сцене впереди, постоянно хвалил на уроках. Это не прошло незамеченным. Некоторые девочки начали относиться к ней неприязненно, с очевидной завистью. Пытались делать так называемые «мелкие пакости». Сами, или даже через мам, которые иногда приходили ко мне «выяснять отношения». Обвиняли в том, что я якобы «подкупила» хореографа! Я откровенно смеялась – такое невозможно было воспринимать всерьез. Но вот Алинка только начинала познавать школу жизни, поэтому очень удивлялась и расстраивалась.

– Мама, но я же не сделала им ничего плохого! Неужели они так ведут себя только потому, что мсье Тома хорошо относится ко мне? Но не танцевать же мне хуже, чтобы они оставили меня в покое? Знаешь, я начинаю разочаровываться в мире балета – в нем такой странный менталитет!

– Не расстраивайся, Алиночка, не обращай внимания! Это просто банальная конкуренция. Учись, работай, как и раньше. А такой менталитет бывает во всех областях. Ну, а в балете, конечно, особая специфика – там много нарциссизма. Но все же не все люди одинаковы, не нужно обобщать!

Слово «менталитет» было очень модно у французских подростков. А Алинке в то время было 13 лет, а в августе должно было исполниться 14. На ее тринадцатилетие я, по своей традиции, снова вручила ей подарок «от папы». Дочка, как всегда, очень порадовалась. Единственное, чего она не понимала, это если папа каждый раз присылает подарки ко дню рождения, то почему последний год не звонит и не пишет ей? Я высказала предположение, что «папа очень занят работой». Алинка на время замолкала, продолжала терпеливо ждать. И дождалась – в один прекрасный день папа снова позвонил ей.

Это была весна 1997-го. Вечером телефонный звонок. Максим разговаривал, как всегда, мягко, легко и непринужденно. Разговор был коротким. Он объяснил лишь, что у него «были большие неприятности», что на днях напишет подробней. А также что скоро возвращается из Америки обратно в Москву, возможно, окончательно. Из его туманных намеков я поняла, что он то ли уже снова развелся, то ли собирается. Лишних вопросов задавать не стала – меня это не касалось. Но было похоже, что Вадим Гринберг произнес пророчащий тост.

В конце разговора Максим сказал, что на четырнадцатилетие Алинки приглашает нас к себе на дачу в Снегири, в Подмосковье. Что он очень этого хочет. Затем попросил к телефону дочку, «на минутку». Обменявшись с папой парой фраз и повесив трубку, девочка преобразилась. Просияла, как солнышко, ликовала:

– Мама, папа не забыл нас! Просто у него были проблемы! Мы скоро увидимся!

Она ушла в свою комнату и принялась что-то напевать. Что-то из мелодий папиных песен с дисков, которые он привез ей. Через месяц после телефонного звонка пришли сразу два письма от Максима, как он и обещал. Одно Алине, другое мне. Они были очень хорошими, теплыми, но с легким привкусом грусти. Вот отрывки из них:

«Алиночка, дорогая моя девочка! Я хотел тебе написать длинное письмо, чтобы объяснить, почему так долго мы не виделись с тобой и почему я не звонил тебе. Жизнь очень сложна, намного сложней любой книги или фильма. Это все бывает очень трудно описать словами. Поэтому я решил: давай не будем говорить о том недалеком прошлом, которое доставило столько неприятностей и грусти (поверь, я страдал от отсутствия тебя не меньше, чем ты!), нам обоим, и вместе с нами твоей маме тоже. Я вычеркиваю эти два года из своей жизни, как самые унылые и плохие, потому что я был без тебя, без твоей любви. Предлагаю и тебе забыть о своих обидах, ненастных днях и страданиях, которые я принес тебе за эти два несчастных года нашей разлуки. Впереди у нас встречи, я уверен – интересная жизнь, путешествия, творчество и отдых, работа и развлечения. Будем этим жить, нашим будущим. Мы с тобой прошли испытание временем и поняли: нам друг без друга очень плохо, так ведь? Главное теперь – мы есть! Если будем расставаться, то ненадолго, говорить, писать, звонить – «ниточка наша» не может теперь порваться! К тому же, «ниточка» эта оказалась, к великому счастью, очень крепкой, раз она не порвалась до сих пор. Не будем больше испытывать ее на прочность. Я, как и обещал, в начале июня заеду к тебе в Париж. Но это будет короткое свидание. Зато в августе!.. Нам предстоят с тобой настоящие каникулы! Я снова мечтаю поиграть с тобой в теннис, посмотреть что-нибудь интересное, походить по театрам и циркам. Я ужасно, просто ужасно соскучился по тебе и считаю дни до нашей встречи! Моя маленькая любимая девочка! Я ужасно горд и счастлив тем, что ты у меня есть. На всю жизнь!

Целую тебя, нежно прижимаю к себе, Твой ПАПА».

И мне: