Два балета Джорджа Баланчина

Тут надо бы сказать, что Озерки конца 50-х — начала 60-х годов — это совсем не те Озерки, которые мы имеем несчастье видеть в наши дни. Тогда Озерки еще сохраняли прямые признаки старых петербургских дач и потому, несмотря ни на что, были отмечены печатью былого аристократизма, который выражался в образе жизни дачников, в их манере одеваться, держаться, раскланиваться. Вечерами из окон некоторых дач можно было услышать звуки фортепиано, а по утрам к дачным калиткам подходили финские молочницы и предлагали постоянным клиентам дивного вкуса молоко, сметану, творог, крупные куриные яйца или такую же крупную клубнику, янтарный крыжовник, черную смородину, свежие огурцы и стрельчатый зеленый лук прямо со своих огородов в Бело- острове или в Териокках. Дачные участки утопали в высоких кустах персидской сирени, и вокруг каждой дачи виднелись большие цветочные клумбы, на которых по весне вырастали яркой желтизны нарциссы, вспыхивали жирные тюльпаны, а ближе к осени эти клумбы озарялись солнечной настурцией и крупными разноцветными георгинами. Повсюду были видны высокие гладиолусы — от безупречно белых до чернеюще-бордовых. А вдоль всех без исключения улиц цвели акации и высились тополя. По маленьким озерцам сновали лодочки и слышался веселый смех купальщиков... А на станции по воскресеньям играл духовой оркестр и все были счастливы — младенцы и подростки, старики и дети, птицы и насекомые. Никогда больше не быть Озеркам такими, никогда.

Однако, возникшая было между мальчиками дружба на самой середине лета вдруг оборвалась: Левины решили поменять дачу и в самых первых числах июля переехали в Комарово. Друзья даже не успели как следует попрощаться. Илья только и успел крикнуть другу, высовываясь из новенькой «Волги»: «Приезжай ко мне, Юра! Я буду очень тебя ждать! Приезжай скорей!»

Под присмотром бабушки летняя свобода Ирсанова не ограничивалась. От него требовалось только одно: встав утром, позавтракать, убрать свою комнату, по возможности придти к обеду, в течение дня все же показываться в доме и возвращаться домой не позднее двенадцати ночи. Если бабушке требовалась помощь по дому или в течение дня надо было сходить в магазин за картошкой «и прочим», это обсуждалось накануне. Во все иные часы дня Юра Ирсанов был совершенно свободен. Но когда на даче появлялись родители и задерживались в Озерках иногда по неделям, жизнь Юра становилась затруднительной в том смысле, что мать и отец, особенно мама, требовали его постоянного присутствия.

Юра был их поздним ребенком и, как все поздние дети, был предметом безумного обожания своих родителей, их беспокойства и заботы. Отец требовал от сына постоянного отчета о прочитанных книгах, особенно исторических, а мать терзала подростка иностранными языками и многочасовыми уроками музыки (с этой целью на дачу был перевезен их старый рояль). В такие дни каникулы превращались для Ирсанова в бесконечную тяготу и единственным утешением было бабушкино «потерпи чуток, скоро они уедут снова, потерпи». Однако всякому терпению когда-нибудь приходит конец.

Ирсанов приехал к Илье в Комарово утром и только на один день с тем, чтобы к вечеру успеть на обратную электричку. В любом случае он должен был вернуться в Озерки «не позднее десяти вечера». Но в течение дня мальчики заигрались — съездили на велосипедах в Зеленогорск по узкой асфальтовой ленте, идущей вдоль побережья Финского залива, угощались там мороженым и лимонадом, играли в каком- то доме отдыха в настольный теннис, обедали в привокзальной закусочной сочными сосисками и вернулись в Комарово совсем по другой, лесной дороге пешком, иногда садясь на велосипеды, в пути болтая обо всем на свете, на ходу подбирая придорожную землянику на маленьких открытых солнцу взгорках и полянках, слушая певчих птиц, иногда перекрываемых мерным рокотом пролетавших над лесом вертолетов пожарной инспекции... Вернувшись в Комарово, задремали у телевизора, и когда Ирсанов опомнился, ни о какой электричке не могло быть и речи.

Сначала Ирсанов огорчился, но огорчение это очень скоро улетучилось, ибо общеизвестно, что одним из наиболее существенных признаков юности является необходимость кого-нибудь мучить и волновать. «Они же знают, что ты у меня, Юра! Поедешь утром. Какая разница?!» — ободрил Ирсанова веселый Илья. Эти слова друга и в самом деле успокоили Ирсанова и он больше не думал о родителях. «А может, я еще успею? На последнюю? » — сказал он Илье только затем, чтобы что-то сказать, потому что возвращаться в свои Озерки Ирсанову сейчас совсем не хотелось.