Два балета Джорджа Баланчина

Какое-то время оба мальчика лежали молча — Илья не изменяя своего положения, а Ирсанов лежал сейчас на спине, запрокинув руки за голову и широко открытыми глазами смотрел в начинавшее светлеть ночное небо.

– А правда, Юра, странно, что нет комаров? Комарово, а комаров нет.

– Правда, — тихо сказал Ирсанов. Он мог бы и хотел бы сейчас сказать Илье совсем другие слова, единственные, но он не знал в точности, какие именно, и потому снова замолчал.

– Ты что, спишь, Юра? — тихо спросил Илья, увидев, что Ирсанов закрыл глаза. — Тебе не холодно?

– Нет. Не сплю. Очень тепло. Даже жарко. А что?

– А тебе было приятно, когда...

– Что «когда»? — перебил Ирсанов, и дыхание его снова участилось.

– Когда ты меня целовал? И еще...

– Очень, — ответил Ирсанов, но уже почему-то совсем шепотом.

– А хочешь еще ?

– Не знаю.

– А я хочу.

– А можно? — зачем-то спросил Ирсанов.

– Можно, можно, — заволновался Илья и на локтях подтянулся поближе, хотя ближе было уже и нельзя, к губам друга.

– Ладно, — согласился Ирсанов и улыбнулся Илье.

Он целовал теперь своего Илью медленно, иногда прерывая поцелуй своей счастливой улыбкой. Его руки снова прижимали к себе неистового Илью, и снова тело Ильи обжигало пальцы Ирсанова буквально до ногтей. «Какой ты красивый, Юра!» — шептал ему в лицо Илья и слышал в ответ: «Ты тоже красивый. Совсем как девочка». — «Но я ведь мальчик, Юра, я мальчик». — «А тогда почему мы целуемся?»

Они снова замолчали. Снова у Ирсанова закружилась голова. Снова часто застучали виски. Снова напряглось все тело. Снова стало сводить обе ноги.

Горячие губы Ильи теперь уже целовали грудь Ирсанова, весь его живот, в центре которого этой зимой образовалась волосяная дорожка.

– Что ты! Что ты! Это нельзя, — когда быстрые пальцы Ильи и его губы оказались там, где, по мнению Ирсанова, было «нельзя», он даже приподнялся на локтях.

– Можно. — твердо сказал Илья. — Если тебе приятно, то можно. Тебе приятно?

– Не знаю. Наверное. Да. О-о-о... Илюша, Илюшенька...

Ирсанов глухо застонал. Его руки снова стали искать тело Ильи. Найдя, они сильно сжимали сейчас бедра Ильи, а губы сами потянулись к его губам. — Еще, пожалуйста, — прошептал Ирсанов. — Еще разок.

Был ли Ирсанов сейчас истощен лаской Ильи, он не знал. Он лежал на узкой полоске вафельного полотенца и ни о чем не думал. Скорее всего, он даже задремал. А когда очнулся, широко открыл глаза, увидел, как Илья полулежит рядом и тонкой травинкой водит по его животу.

Ирсанов медленно встал и, не говоря ни слова Илье, а только широко улыбаясь ему, нагнулся к Илье и бережно взял его на руки и понес к воде.

Он бережно опустил Илью в воду и оба они начали тихо плавать, стараясь быть ближе один к другому.

– Ты давно мне нравишься, Илюша. Очень давно.

– И ты мне, еще с Озерков.

– А что же ты молчал тогда? Я бы тебя всегда целовал, сколько тебе захочется.

– Да?

– Честное слово.

– Я стеснялся, Юра. Я очень стеснялся...

– А теперь не стесняешься? —лукаво спросил Ирсанов и подплыл к Илье со спины. Выплыв на мелководье, он сильно прижал к себе Илью, всем своим существом чувствуя готовность Ильи продолжить их игры. — Вот видишь, я теперь тоже не стесняюсь. — Сказав это, Ирсанов выпустил Илью из своих объятий, показывая Илье себя без всякого стеснения.

Вытираться полотенцем было уже бессмысленно. Оно лежало на земле все в еловых колючках, которые никак не хотели с него стряхиваться. И тогда мальчики снова легли на полотенце и стали обсыхать.

– А ты когда узнал, что стал уже большим, Юра?

– По-настоящему — сегодня, с тобой.

– Я так и думал, — уверенно сказал Илья.

– Почему? — удивленно спросил Ирсанов.

– Потому что... Потому что я тебя люблю, Юра, — выпалил Илья. — И хочу тебе всегда делать это.

– Что «это»?

– Чтобы тебе было приятно. Всегда-всегда. Только тебе одному.

– А разве есть кто-то другой? — забеспокоился Ирсанов и приподнялся над Ильей. — – Разве есть? Скажи. Разве так бывает?

– Не бывает, — уверенно сказал Илья. — И никогда не будет. — С этими словами он прижался губами к губам Ирсанова, но как бы не для поцелуя, а с каким-то иным смыслом, в котором Ирсанов прочел нежность и верность Ильи.

– Это как сон, Илюша, — прошептал Ирсанов, снова откинувшись головой на короткую траву и смотря ввысь. — Один раз мне как-то однажды приснилось, что мы с тобой целуемся...

– И мне снилось. Много раз. Снилось, что ты меня ласкаешь, как сегодня, и целуешь, а я тебя тоже целую, всего тебя, понимаешь?

– Понимаю.

– А еще мне снилось, что ты...

– Что я? — с волнением и интересом спросил Ирсанов.

– Ну что ты, Юра... Что ты... Что ты очень хороший.

– Ты тоже хороший, Илюша. Самый хороший. Самый-самый.

Говоря это друг другу, мальчики снова почувствовали острое влечение один к другому. Но Ирсанову теперь хотелось, чтобы Илья без конца на него смотрел и восхищался им, его мужественной силой. И Илье хотелось того же.