Я вдохнула побольше воздуха и, по настоянию самого парня, широко улыбнулась мужчинам. Я точно испорчу эту встречу. И дети останутся без приёмных родителей. Я робко начала говорить, сразу запоров первое предложение, которое уже не совсем точно помнила. Но старалась не смотреть в лицо Боёну, который с ожиданием улыбался герру Шоппу – самому главному компании, спонсирующей этот проект. Его мрачный и холодный вид совсем не внушал мне уверенности, лишь заставляя понижать тон своего голоса. И как назло, никто из них никак не показывал мне даже лёгким кивком, что понимают мой немецкий с сильным дрожащим акцентом.
– Entschuldigung2
, – перебил меня один из мужчин, что я быстро заткнулась, пытаясь за эту паузу вспомнить не переведённые мною слова Боёна.Но, кажется, ему даже не было интересно, что там дальше, так как он продолжил недовольно говорить о неоконченных переговорах. Он говорил немало, и я с трудом понимала его речь из-за чисто австрийского акцента, к которому совсем не привыкла.
– Мне кажется, ему не нравится то, что вы ещё не завершили переговоры с австрийскими приютами, – проговорила я Боёну, который недоверчиво вскинул бровь.
– Тебе кажется или так и есть? – уточнил он, на что я сглотнула слюну, так как сомневалась в каждом услышанном слове. – Хорошо. Скажи ему, что к концу дня мы уладим эту проблему.
– Но как вы это сделаете? – возмутилась я, не на шутку заволновавшись, что сделка не удастся.
– Сонхи, – смущённо улыбнулся он, успокаивающе кивнув мне, – просто переводи.
Я недоверчиво посмотрела на него и с улыбкой посмотрела на австрийцев, переведя сказанное. Я видела в их взглядах такой же скептицизм. Поэтому сразу же шёпотом обратилась к Боёну:
– Ты слишком сильно разозлишься, если я предложу им кое-что, не касающееся дела?
– Что ты имеешь в виду? – по глазам парня было видно, что ему совсем не нравится эта идея, и я знала, что моя импровизация в совсем незнакомой мне сфере может лишь всё испортить.
– Господин генеральный директор, – проговорила я по-немецки, проигнорировав широко раскрытые глаза Боёна, – мы хотим ещё раз извиниться за то, что вчерашнюю встречу пришлось отменить. И понимаем, что время Вашего визита в нашей стране ограничено. Поэтому господин Квон хотел бы пригласить Вас на обед в чисто южнокорейском стиле, в течение которого переговоры с представителями австрийских приютов будут окончены, и Вы сегодня же сможете решить, подписывать этот важный для нашей страны договор или нет, – я удивлялась самой себе и мысленно хвалила.
Я не просто без паузы произнесла первую идею, пришедшую в голову. Она ещё была сказана грамматически правильно и с не таким сильным акцентом, с каким я предстала перед этими мужчинами. Они, в свою очередь, начали показывать хоть какие-то отголоски эмоций, и я затаила дыхание, пытаясь определить, чем связаны их удивлённые взгляды: моим предложением или моим неожиданно улучшенным в качестве языком.
– Что ты им сказала? – Боён начинал волноваться не меньше, чем я, и сжимал под столом дрожащие кулаки. – Сонхи, нельзя говорить что угодно бизнесменам, да ещё иностранным.
– Ja, warum nicht3
, – ответил герр Шопп, что я сама с удивлением раскрыла глаза, неуверенная в том, правильно ли поняла эти три простых слова.– Да? Он сказал «да»? На что «да»? – всё не унимался Боён, продолжая вежливо улыбаться мужчинам, и я встала на ноги, тяня парня за собой.
– Зови служебную машину ко входу здания – мы везём наших гномов на обед, – усмехнулась я, прекрасно зная, что сказка о Белоснежке, на самом деле, немецкая, а «гномов»-то всего лишь четверо.
Я сидела на столешнице в дамской комнате недешёвого ресторана национальной кухни и пыталась сквозь плохую связь различить австрийскую речь. Герру Шоппу мы сказали, что наши сотрудники сейчас продолжают переговоры с фрау Хаас – представительницей ассоциации детских домов Австрии, но проблема-то и была в том, что не было человека, знающего язык достаточно хорошо, чтобы закончить обсуждения условий сотрудничества. По дороге в ресторан Боён рассказал мне, что переговоры с ней начались в Вене, однако после увольнения единственного человека в организации, говорящего по-немецки, они остановились. Но их спонсорам необязательно было об этом знать, поэтому я взялась и за то, чтобы убедить фрау Хаас послать через факс документы с подписями, пока сам директор Квон сидел с мужчинами и наливал им кукурузный чай после сытного обеда. Я не знала, как он сейчас общается с ними, понимая лишь элементарные «ja» и «nein», но когда я зашла в приватную кабинку, с трудом зарезервированную за двадцать минут перед приездом в ресторан, была сильно удивлена. Боён смеялся с герром Шоппом, что я даже немного заморгала, увлажняя контактные линзы, чтобы убедиться в том, что этот мужчина реально смеётся, а не сердится.
Встав рядом с парнем, я улыбнулась австрийцам, не скрывающим наслаждения от чаепития, и положила руку на его плечо.