Два доллара

— Что ж, раз хотите воевать, я предоставлю вам такую возможность, — обдумав ситуацию, произнес Сергей Иванович. — Вы ведь направлены на Кубу до конца боевых действий? На этот срок я возьму вас офицером своего штаба, на должность адъютанта. Но никакой «нейтральности», воевать, так воевать, а потребуется и стрелять по противнику. Если потребуется, то быть готовым умереть под кастильским флагом. На таких условиях согласны со мной служить и воевать, теньенте?

— Так точно, сеньор альмиранте!

Русский попытался вскочить из кресла, но адмирал повелительным жестом усадил его обратно. А так как сидели за столом, придвинул ручку и листки бумаги. Негромко, но властно произнес:

— Пишите рапорт на мое имя — командующему Практической Эскадрой контр-адмиралу Серхио Рамосу-и-Ортеге, полное имя опустим, вряд ли вы его знаете, теньенте.

— Прекрасно про него знаю, сеньор альмиранте, оно уже по всему миру стало популярным, — русский заскрипел пером, испанским языком он владел великолепно, это не в анкетах указывать — «читаю и пишу со словарем».

— Вот и указываете должность и срок. А чин у вас будет… Вы с какого года в лейтенантах ходите? И какие классы закончили?

— Шесть лет тому назад произвели, сеньор альмиранте! Закончил минные офицерские классы, считаюсь офицером первого разряда.

— Минер? Вот и дам вам сегодня экзамен, — хмыкнул адмирал, и позвенел в колокольчик (традиция такая, хотя можно было нажать на кнопку), вызвал дежурного адъютанта, совсем юного альфереса. Коротко произнес:

— Пригласите дона Виктора ко мне.

Не прошло двух минут, как капитан де навио Конкас появился в адмиральском салоне, но на посетителя не посмотрел — он как хороший командир броненосца прекрасно знал об этом «госте».

— Составьте приказ по штабу эскадры, и по броненосцу. Зачислить в состав теньенте де навио Похвиснева Давида Борисовича на установленный командующим срок как офицера российской службы, принятого наблюдателем и моим адъютантом. Денежное содержание потому и не выплачивать, у русского царя своя казна. Но так как теньенте де навио Похвиснев выразил желание воевать с нашим врагом, то из сумм штаба выплачивать довольствие в полном соответствии с временным чином и занимаемой должностью. Да, вот еще что, дон Виктор — теньенте приступает к службе немедленно, как только я поставлю свою подпись, — сказав, Сергей Иванович размашисто расписался на листке бумаги, уже исписанном пером лейтенанта ровными строчками с красивыми, но строгими буквами.

— Дон Виктор, прошу вас определить ему место в офицерской каюте на броненосце, благо есть вакантные, и обмундировать — а то на это штатское непотребство смотреть не могу. Да, и крест Почетного Легиона носить обязательно, особенно на берегу — пусть думают, что вы француз. И оружие выдать, а в бою у минных аппаратов, и в артиллерийском плутонге по левому боту. У вас время до вечера, теньенте — приказываю ознакомится с броненосцем. В семь часов жду с докладом — подумайте, в чем упущения и недостатки корабля, и как их исправить. А также каковы достоинства и как можно их еще улучшить. Все, я вас более не задерживаю, дон Давид, немедленно приступайте к службе, как офицер штаба вы в полном распоряжении его начальника, дона Виктора. Надеюсь на ваше рвение, как говорил ваш первый император Петр Гранде — «служить, так не картавить»!

Последнюю фразу Сергей Иванович громко произнес на русском языке, и усмехнулся, давая понять изумленному Похвисневу, что владеет речью, и взмахом руки отпустил вставших офицеров.

— Да, из маленького порой появляется большое, — пробормотал адмирал, когда остался в салоне один. Раскурил сигару, пыхнул дымком, задумавшись. — И порой росчерк пера отделяет живых от мертвых…

_{Эскадренный броненосец «Ослябя» в Средиземном море — таким он пошел в свой последний поход, и в Цусиме первым погибнет…}

Глава 66

— Дон Феликс, поверьте, сегодня как никогда Франция близка к тому, чтобы снова стать «законодательницей мод» на внешнеполитической арене, как было на протяжении нескольких веков, до злосчастного для наших стран морского сражения при Трафальгаре.

Маршал Бланко пыхнул сигарой, разговор между ним и президентом Франции Феликсом Фором шел вполне доверительный, поэтому не только дозволялись, но и приветствовались всякие мелкие «вольности» — табак, бокал вина или чашечка кофе. Впрочем, к последнему маршал не проявлял особой склонности, в отличие от своих соотечественников, предпочитая всем напиткам выдержанный кубинский ром.

— Поясните свою мысль, прошу вас, дон Рамон, — президент пыхнул папиросой, он был моложе маршала — ему в январе исполнилось пятьдесят семь лет, возраст для политика зрелый, отнюдь не старческий.

— Мы воюем сейчас с самой мощной и промышленно развитой державой мира, и пока одерживаем победы только благодаря неопытности противника, и тем ошибкам, которые он допустил в начале войны, дам нам возможность уничтожить главные силы американского флота при Сантьяго.