Два героя

Он завернулся в плащ, стараясь заснуть, но провел очень беспокойную ночь: на груди его лежал роковой список заговорщиков, давивший его, подобно исполинской горе.

Донна Марина

На следующее утро корабельный мастер Лопес стоял перед дверьми своего дома.

— Как долго они спят,  — пробормотал он, смотря на пустую площадь.  — Ни в ком из них нет чувства долга, потому и постройка бригантин идет так медленно. Даже индейцы усерднее испанцев. Вот наконец выходит один… Рамузио! Этого я не ожидал. Даже он добросовестнее других, исключая, конечно, моего верного Виллафану.

Рамузио подошел к корабельному мастеру для получения приказаний на текущий день.

— Рамузио,  — обратился к нему тот,  — сегодня ты отправишься не в долину, а на горы. Мне нужна смола для конопатки первого судна. Ступай с десятью носильщиками на Сьерру к смолокурам.

Рамузио кивнул головой.

— Извините меня, мастер,  — обратился он к Лопесу,  — позвольте сделать вам вопрос?

— Говори, не стесняйся!

— Не можете ли вы сказать мне, служит ли в войсках Кортеса некий Антонио Юст, уроженец Севильи?

Лицо корабельного мастера приняло грустное выражение.

— Да ты точно во сне ходишь, Рамузио! — воскликнул он.  — Ты служишь под знаменами Кортеса и спрашиваешь об Антонио Юсте? Ведь он сражался под этими знаменами!

Рамузио побледнел.

— Разве он пал в бою? — спросил он упавшим голосом.

— Нет, его постигла худшая участь,  — возразил Лопес,  — он вместе с другими сорока пятью испанцами находился в Цольтепеке, у подножия Сьерры, когда в Теночтитлане вспыхнуло восстание и нас осадили во дворце Ахаякатле. Ведь ты знаешь, что из них никто не вернулся.

— Теперь я припоминаю,  — сказал Рамузио.  — Кажется, их всех перерезали?

— Индейцы говорят, что некоторые из них содержатся еще в плену. Может быть, и Юст находится среди них.

— И мы не сделали даже попытки освободить их? — спросил Рамузио, сверкнув глазами.

Лопес с изумлением посмотрел на него:

— Что ты, Рамузио! Где же было набрать охотников для такой сумасбродной попытки? Ведь ты сам явился бы последним!

В это время к Лопесу подошли другие испанцы за приказаниями, а Рамузио отправился к своим индейцам, чтобы выбрать из них десять носильщиков. По дороге он встретил Виллафану.

Рамузио сделал вид, что не замечает его. Но Виллафана подошел к нему и спросил:

— Разве ты не узнаешь меня, Рамузио, что не отвечаешь на поклон?

— Между нами все кончено! — холодно ответил Рамузио не останавливаясь.

Виллафана схватил его за руку, сжал ее как в тисках и грубо сказал:

— Слушай, я ведь не дорожу твоим драгоценным знакомством, но опасаюсь твоего коварства. Раньше чем мы разойдемся, надо все выяснить. Пойдем ко мне.

— Мне некогда.

— Я не задержу тебя,  — продолжал Виллафана, заставляя Рамузио следовать за собой.  — Я вчера намекнул тебе,  — начал Виллафана, когда они вошли в его квартиру,  — что готов вернуть тебе твое доброе имя под условием взаимной услуги. Я в ней больше не нуждаюсь, мне нужно было, чтобы ты подписался под этой петицией. Ты видишь, кроме тебя и Лопеса, тут подписались все товарищи с верфи. Прочти петицию. Может быть, ты тоже подпишешься. Не бойся, гнев Кортеса может поразить только зачинщиков.

Рамузио прочел петицию «войска» к Кортесу и, не задумываясь, сложил и возвратил бумагу Виллафане.

— Ты не хочешь подписаться?

— Нет, я не хочу ехать в Испанию! — возразил Рамузио сухо.  — К тому же я не такой трус, как ты думаешь, и потому остаюсь верным Кортесу!

Виллафана был поражен смелостью Рамузио, который тем временем быстро вышел и удалился со своими носильщиками.

— Неужели я обманулся в нем? — процедил Виллафана сквозь зубы, сжимая кулаки.  — Не слишком ли далеко дал ему заглянуть в свои карты?… Надо быть осторожным! При первой попытке выдать нас я заставлю его замолчать навеки!

* * *

Только поздно пополудни вернулся из леса транспорт со смолой. Вместе с ними возвращалась и донна Марина, очутившаяся неожиданно среди смолокуров в сопровождении нескольких индейцев, чтобы посмотреть, как добывается смола. На обратном пути из леса Рамузио взял лошадь красавицы-мексиканки под уздцы, из предосторожности, чтобы она не споткнулась. Марина уже бегло говорила по-испански и вступила в оживленный разговор со своим пажом. Сначала она расспросила Рамузио о его родине — Севилье, заставила описать себе ее церкви и дворцы, затем незаметно перевела разговор на Мексику, говорила о великой задаче Кортеса и наконец перешла к личным делам Рамузио, спросив его, доволен ли он своим делом и не желает ли он другого места.

— Говорят,  — продолжала она,  — что вы, Рамузио, не любите военного ремесла; но ведь в лагере есть и другое дело. Хотите быть провиантомейстером или писарем? Хотите поменять меч на перо?

Лицо Рамузио покрылось краской. Эти слова, сказанные женскими устами, неприятно поразили его. Следовательно, он слыл трусом даже в глазах Марины. Мексиканка заметила его замешательство.