Два капитала: как экономика втягивает Россию в войну

Средневековая Евразия — одна сплошная гражданская война. Жизнь человека к X–XI векам стоила порой дешевле, чем жизнь домашней скотины. Если добавить сюда постоянные эпидемии чумы и холеры, то, может быть, родиться рабом в Древнем Риме было лучше, чем свободным в Средневековье.

И вот среди этого всеобщего хаоса есть единственный островок безопасности — католическая церковь, которая наглядно демонстрирует, что суверенитет церкви значит больше, чем суверенитет государства. Короли приходят и уходят, положение при дворе может измениться после смены монарха, а вот позиция кардинала гарантирует персональный успех и безопасность. Церковь становится протокорпорацией: у нее появляются собственность и капитал, тысячи крепостных трудятся на церковных полях — и у всей этой организации четкое вертикально интегрированное управление.

Католическая церковь как средневековая протокорпорация заинтересована в новых рынках, потому что паства — это налогооблагаемая масса (как минимум по уплате церковной десятины). Естественно, в интересах корпорации — расширение рынка, а не постоянная борьба на внутреннем. Какой толк от этих десятков постоянно воюющих между собой государств, если паства реально беднеет и разоряется? Но сделать с этой воюющей внутри себя Западной Европой ничего нельзя, потому что уже появился класс людей, которые живут войной, зарабатывают на войне и торгуют военным ремеслом. Все эти идальго, странствующие рыцари, ландскнехты и славные Айвенго на самом деле были социальной проблемой, с ними надо было что-то делать, но так как ничего, кроме как воевать, они не умели, то им надо было устроить войну, желательно за пределами Европы, чтобы новые рынки освоить и конкурентов поприжать. В условиях Средневековья естественный конкурент для Западной Европы — Малая Азия и Северная Африка. Это регионы с богатыми городами, торговыми путями, развитыми ремеслами и оборотом огромных торговых капиталов. В конце концов там находится точка сухопутного торгового входа в Индию. Да и города в то время были далеко не такие, как сейчас, — средневековый Париж по сравнению со средневековым Дамаском, Самаркандом и Александрией — это просто грязная деревня. Средневековье — это расцвет арабского мира: лучшие математики, лучшая медицина, величайшие мыслители — все у арабов.

Единственное, что лучше делают западные европейцы, — это воюют, потому что последние пятьсот лет только этим и занимались. Плюс развитая инженерная мысль и зарождающаяся промышленность.

В такой логике крестовые походы — вполне конкретное инвестиционное предприятие. Высокодоходное и капиталоемкое. Католическая церковь выступает инвестором, который оплачивает фрахт судов, провиант и логистические расходы, а государства в лице монархов выставляют армии профессиональных военных, солдат удачи и добровольцев. Еще какую-то часть составляют фанатики. Так формируется группа людей, которые прекрасно понимают цель похода. На самом деле тех, кто рассматривал его как проповедь католической веры, были единицы. В реальности борьба шла за ресурсы, торговые пути и богатые города. То, что арабы, к которым отправляли крестовые походы, так и не приняли католичество, лучше всего характеризует суть самих походов.

Как и ожидалось, проект «Крестовый поход» оказался весьма выгодным делом: конкуренты были уничтожены, новые рынки оказались открыты, торговля с Индией налажена, а отмороженных людей с оружием в Западной Европе поуменьшилось. Очень показателен тот факт, что именно во время крестовых походов создаются самые влиятельные ордена, такие как госпитальеры и тамплиеры. Поскольку крестовые походы открыли доступ к невиданным богатствам, то внутри самой католической протокорпорации начали образовываться частные капиталы. Их владельцы хотели большей автономии, но создавать собственные государства не желали, так как создание своего королевства где-нибудь в Иерусалиме привязывает к этим землям, будь ты хоть трижды король. А образование ордена позволяло вести деятельность повсюду, свободно перемещаться, пользоваться покровительством начальства в Ватикане и распоряжаться капиталом. При этом формально не ограничиваясь в суверенитете — и армия у ордена может быть посильнее, чем у многих европейских государств.

Следовательно, конкуренция между частным капиталом, корпорацией и государством возникла не вчера, эта история достаточно давняя и ведется с попеременным успехом.