Два капитала: как экономика втягивает Россию в войну

Поражение в мировой войне и демонтаж государства почувствуются не сразу. Пройдет пятилетка, прежде чем граждане поймут, что такое коллапс правоохранительной системы и превращение частей крупных городов в трущобы и фавелы — районы, куда и днем без оружия или проводника зайти небезопасно. Что такое трудовая миграция, станет понятно, когда в райцентре не останется квалифицированного электрика, чтобы устранить аварию на магистральной линии. Или когда пожар не смогут ликвидировать, потому что единственная пожарная машина в округе сначала не завелась, потом поломалась, а пока приехала — все сгорело, да и брандспойт все равно не работал — и ближайший работающий пожарный гидрант был в километре от пожара.

Смерть государства — это не фантастический сюжет или политологическая формула, а вполне конкретная деградация основных функций жизнедеятельности. Причем такая деградация уже наблюдается: в райцентрах Молдавии уже давно нет централизованного отопления и горячей воды, население все перешло на автономное отопление и водонагреватели, благо климат теплый, а суровые зимы бывают редко. В кавказских республиках и Средней Азии есть заброшенные деревни, аулы, кишлаки и махалли, где электричество закончилось вместе с советской властью — и никто его проводить не собирается.

Но государство XXI века значительно отличается от государства XX века. Существенно вырос технический уровень оружия. Сегодня один человек может привести в действие оружие, способное разрушить жилой дом или уничтожить сотню людей.

Коллапс любого государства всякий раз сопровождается гражданской войной. Так было всегда в везде: в Римской республике (и потом империи), Византии, Древнем Египте, Британской и Российской империях, Французской республике, Китае и Корее.

В условиях XXI века оружие, которое может попасть в руки участников гражданской войны, вызывает опасения. Современные военные гаджеты не оставляют человеку возможности выжить, поэтому разрушение государства в Третьей мировой войне может быть крайне жестоким и кровавым. Впрочем, в XX веке все было более чем кроваво. В Первой мировой и гражданской войне на территории рухнувшей Российской империи погибло около 15 % жителей. Каждый шестой. Представьте себя и пятерых своих друзей или родственников, теперь представьте, что один из вас погиб, а еще двое переболели серьезной болезнью вроде тифа, холеры или испанки, все вы последние семь лет постоянно недоедали и умрете на 10–15 лет раньше, чем могли бы прожить, — такова реальная статистика поражения в Первой мировой.

Голод, разрушения и эпидемии — результат мировых войн. Весь набор негативных последствий обрушивается на народы не в ходе самой войны, а от последствий разрушения государства.

Дело в том, что государство как явление социальное — устойчивая конструкция. Государство — это сверхколлектив, соответственно, историческое время для государства течет не так, как для других коллективов и социальных явлений. Устойчивость государства как социального коллектива базируется на многочисленных механизмах саморегулирования и восстановления. Государство находится в постоянном диалоге с обществом, откуда черпает обратную связь. Так, наиболее устойчивые и успешные государства интегрированы с местным самоуправлением, причем под местным самоуправлением вовсе не имеются в виду привычные нам формы вроде городских дум или областных советов. Каждый этнос вырабатывает свои формы самоорганизации. Это может выражаться и в советах аксакалов и старейшин у народов Кавказа и Средней Азии. В индустриальных регионах такими формами самоорганизации могут выступать профсоюзы. В Великобритании, например, до сих пор сохранены институты самоорганизации в виде аристократических закрытых клубов, которые имеют влияние на государственную власть больше, чем парламент. В США институт легального лоббизма также форма саморегуляции общества.

В дореволюционной России была крайне сложная система саморегуляции государства через интеграцию с обществом, при этом империя была пестрым государством с огромным количеством этносов, культур, религий, верований и языков. Поскольку Российская империя расширялась как монархический проект, то распространение государственной власти шло по монархическим схемам.