Два лепестка моли. И сжечь все к чертям (СИ)

Конечно, она радовалась, что семья Уизли проводила своё путешествие с Делакурами. Конечно, она радовалась, что Рон подружился с их семьей, особенно с младшей сестрой Флер, которая показывала ему достопримечательности.

Чёрт…

Это огромное жирное «но» витало в воздухе.

Её эгоизм и зависть к лучшему другу, которого она когда-то нежно любила. Зависть, что Рон налаживал свою жизнь быстрее неё. Гермиона будет гореть в аду за такие мысли, но ничего с собой поделать не могла. Дьявол, ей тоже хотелось этого «у меня всё хорошо». Но оно не наступало. Оно там, где-то впереди, и идти до него семимильными шагами, через дебри и лес. Грейнджер кусала кожу на пальце и не могла прекратить. Отвратительная привычка стала её постоянной спутницей.

— Приятного аппетита, — Пенси села напротив. Размяв шею, она вытянула руку вперёд, тыча ею в лицо Гермионы. — Будешь мои?

Гермиона склонила лицо, осмотрев маникюр на ногтях Паркинсон, а потом покачала головой и заметила:

— Спасибо, откажусь. Слишком дорогой деликатес, боюсь, не расплачусь.

Пенси подавила смешок и скрестила руки на груди. Совершенно не стесняясь, она осматривала гриффиндорку, сидящую напротив — лицо, волосы, одежду.

— Ты изменилась, — наконец сделала она вывод. — Остра на язык, уверена. Я почти подумала, что ты из Слизерина.

— Не переживай, до твоего уровня я не дотягиваю, — ответила взаимностью Гермиона и также улыбнулась.

— И какой же мой уровень?

Грейнджер подняла руку над головой, показывая, насколько Пенси «выше». Паркинсон же в свою очередь удивилась и чуть склонила голову в благодарности. Они сидели молча, теперь взаимно осматривая друг друга. И Гермионе почему-то казалось, что это молчание не напрягало.

Ей не хотелось с ней ругаться, не хотелось смотреть предвзято. Она даже подумала, что сегодня не услышит ни одной колкости от слизеринки. Наверное так ощущался возраст. Ощущались перемены в принятии новой жизни. Она ни за что не подумала бы, что девушке напротив было во время войны легко. Они все, все столкнулись с этим жирным, тяжёлым надломом, после которого жизнь повернулась на сто восемьдесят градусов.

Так и случилось. Девушки начали разговор издалека, с домашнего задания по травологии. Они проверяли друг друга, удивляясь (совсем незаметно), что их ответы совпадали. Грейнджер была права. У Паркинсон тот же синдром отличницы. До этого дня она никогда не замечала стараний Пенси на уроках, а ведь она была одной из лучших учениц Слизерина.

— Тогда тебе останется сдать только практику по З.О.Т.И и закрыть табель на отлично, — сказала Гермиона, листая «Пророк» и не замечая, что ответа не последовало. Она посмотрела на Паркинсон, которая, отвернувшись к окну, явно была недовольна. — Что такое?

Пенси хмыкнула. Надменно так, разбивая их идиллию, которая только что наладилась.

— Практику, говоришь? — она достала палочку, направляя её прямо в лицо Гермионы. — Петрификус тоталус!

Грейнджер мгновенно метнулась в сторону, пытаясь защититься хоть как-то от такой неожиданности, и чуть не упала со стула. Но в ту же секунду поняла, что из древка Пенси не было выстрела.

— Они лишили нас практически всех заклинаний! — зло выплюнула Паркинсон. — За что? За то, что я дочь пожирателей смерти? Гадство! Я даже не разделяла их интересы! И теперь из этой палки, — она кинула её на стол, — я могу выстрелить только люмосом. Ну или залить тебя агуэменти. Выбирай!

Слизеринка поставила локти на стол и зарыла пальцы в волосы, немного почесывая голову. И покачала ею из стороны в сторону, будто извиняясь за свой неприкрытый психоз.

Гермионе стало не по себе. Вот она, расплата. Вот о чём она предполагала, когда думала, что война не пощадила никого. Все расплачивались по-своему. Каждый сейчас смотрел на мир разбитыми глазами. Сквозь трещины — щурясь, без возможности разглядеть это дурацкое «у меня всё хорошо»…

— Прости, — сорвалось с губ Грейнджер, привлекая внимание Пенси. Та подняла голову, вскинув бровь.

— Извиняешься? — ухмыльнулась она. — За что? Это мои родители были на «той» стороне, и ты здесь ни при чём.

Гермиона повела плечом.

— Родителей не выбирают. Выбирают сторону, а ты была…

Пенси не дала ей закончить, оборвав:

— Я была нигде. Ни на той стороне, и ни на вашей, — слова больные. Как и её взгляд. Как и эта её секундами ранее идеальная причёска, которая сейчас была взлохмачена. И на идеальном лице совсем не идеальные эмоции…

— Пенси, — осторожно начала Грейнджер, — у тебя не было выбора. Ты не могла пойти против родителей. Что ты могла сделать? Выйти на поле и стрелять авадой в собственных мать и отца? Или перейти на «ту», как ты говоришь, сторону и смотреть, как убивают твоих сокурсников? У тебя не было чёртового выбора…