Два лепестка моли. И сжечь все к чертям (СИ)

— Как мило, теперь я Драко? Не убийца матери? Не убийца героя войны?

Она с силой прикусила губу.

— Не передать словами, как я виновата. Я не знала всей картины… я видела, как ты схватил Гарри за шею. Потом… Господи… Прости.

Это было не больно. Не больно просить прощения. Это было освобождением от мук сожаления своего поступка. Потому что оно — колючее сожаление — самое больное в жизни. От него всегда нужно избавляться. Любым путём.

— Как я могу загладить свою вину? Малф… Драко, я виновата…

Он смотрел. Спокойным, но каким-то надломленным взглядом перед собой. Не на неё, от чего стало не по себе. Грейнджер ждала чего угодно — проклятий, криков, толчков плечом, но ничего этого не произошло. Драко вновь ломал все стереотипы о нём.

— Просто больше не подходи ко мне. Не приходи в хижину. И мы будем квиты, Грейнджер…

Гермиона вдруг поняла. Догадка, вспыхнувшая в голове, стала такой яркой, таким отчётливым решением, что невозможно было промолчать.

— Я помогу тебе.

Два месяца. Два долбанных месяца — вот сколько Малфою понадобилось, чтобы вывернуть её наизнанку. Тысячу раз поменять к нему отношение, тысячу раз пожалеть об этом и столько же для того, чтобы замуровать в себе понимание, что ему нужна помощь, пусть даже он её не просил.

Зло приходило в норму быстрее, чем добро, вот только Малфой злом не был. Он старался избавиться от прошлого любыми способами.

Избавиться от воспоминаний и того, что окутывало его предплечье.

Избавиться от той, которая беспощадно отрубила ему ногу, втыкала в плоть ножи, мучила его. Избавиться от собственного тирана-отца, отделиться от него и от фамилии. Избавиться от всего зла, что присутствовало в его жизни.

Одному ему не справиться.

Он просто-напросто попытается умереть ещё раз…

И дай бог, чтобы Грейнджер не попала под его горячую ладонь и не упала вместе с ним. Но она постарается.

Она правда постарается.

Грейнджер спасёт его.

— Поможешь мне? — ухмыльнулся он и наконец посмотрел ей в глаза. — Я тебе уже сказал, как ты можешь помочь мне.

Гермиона покачала головой, посмотрела на его рукав и добавила:

— Я помогу избавиться от непреложного обета.

***

Почти всё время она проводила в библиотеке в запретной секции, которая стала доступной для неё в любое время. Героине войны были открыты многие двери, чем она удачно и пользовалась.

Она собирала информацию практически отовсюду. С древних тёмных рун, с запретной магией, изучала всё, что могло коснуться непреложного обета. Сон потерялся. Гермиона лежала в кровати с открытыми глазами, перебирая в голове информацию.

Даже сидя в Большом зале во время ужина, она читала книги и свитки.

— Это тебе!

Грейнджер чуть отодвинулась от того, что её плечо задело прикосновение Паркинсон, которая бросила коробку конфет прямо перед Гарри и Гермионой.

Поттер вопросительно приподнял бровь.

Пенси же старалась даже не смотреть на него. Скрестив руки на груди, она добавила:

— У тебя много поклонников на Слизерине, и меня попросили передать тебе конфеты. Надеюсь… ты их любишь…

Гермиона с силой ударила носком туфли по колену смеющегося впереди Симуса. Шикнула на него, стараясь делать вид, что не слушала разговор.

— Спасибо, — Гарри схватил коробку и повертел её.

Грейнджер скосила взгляд на сладости и сразу же узнала упаковку. Это очень дорогие конфеты. Сомнение в том, что это был не общий подарок, а инициатива Паркинсон, сразу же поселилось в мыслях.

— Как ты себя чувствуешь? — добавила она, глядя на него сверху вниз.

Поттер вытянул руки и быстро-быстро начал сжимать пальцы.

— Почти восстановился. Спасибо, что спросила, Пенси…

Кажется, Гермиона услышала, как слизеринка сглотнула, услышав своё имя. И тут же развернулась, зашагав обратно к своему столу.

Гриффиндорцы зашептались. Кто-то подшучивал над Гарри, но он сам казался задумчивым. Несколько секунд смотрел на коробку конфет, как вдруг встал с места и перешагнул скамейку, направившись к столу слизеринцев.

Гермиона смотрела ему вслед вместе со всеми друзьями. Видела, как он остановился в конце стола и что-то начал говорить Паркинсон. Судя по широкой улыбке Блейза, который совершенно по-идиотски кивал под каждое слово Гарри, это было что-то личное…

— Я всё ещё не могу поверить! Паркинсон и Гарри! — удивленно проговорил Дин. — Охренеть…

Гермиона была согласна. Гремучая смесь. Но, чёрт возьми, как она была рада за друга.

Вечером Гермиона вышла из душа, натянув на себя домашние штаны и футболку. Когда она вошла в спальню, то Парвати, глянув на неё, вдруг сощурилась.

— Ты запачкалась? — спросила она, указывая на Грейнджер.

Сначала она ничего не поняла. Даже подошла к зеркалу, проверяя лицо, шею оттянув ворот футболки. Вот тогда-то она и замерла.

Либо Парвати права, и она зацепилась рукой за что-то грязное, либо…

Нет.

Нет.

Этого не может быть.

Выдох обжёг губы, когда Гермиона уловила взглядом отчётливые буквы, выстроенные в строчку на предплечье. Она резко обернулась к подругам и убрала руку за спину.

— Твой соулмейт проявился! — завизжала Падма. — Покажи! Покажи, Гермиона! Что там написано?