Два лета

Не могу сдержать улыбки на лице. Это так похоже на Хью — подписаться, будто я не сохранила его номер в телефоне еще в Нью-Йорк-Сити. При мысли о Нью-Йорке я улыбаюсь еще шире. Может быть, мы с Хью как-нибудь съездим туда вместе. «До завтра», — написал он, конечно, имея в виду занятия по фотографии. Но слово «завтра» очень многообещающее. Слово с большим потенциалом, как поцелуй в щеку.

— Ну, чему это ты там улыбаешься? — требует ответа Руби. Она придвигается ко мне с рожками в обеих руках. — Если бы могла, отобрала бы мобильник.

Теперь к моей улыбке добавляется румянец.

— Мне пришло сообщение от Хью, — объясняю я, забирая у Руби свой рожок и крепко держа мобильник второй рукой.

От удивления Руби выпучивает глаза.

— От Хью Тайсона? Шутишь?

Я отрицательно качаю головой, похрустывая рожком. Среди всей этой суеты я и забыла, что не рассказала Руби ни про Хью, ни про водоем, ни про что.

— Почему ты так спокойна? Что происходит? — спрашивает Руби. Теперь уже ее мороженое тает, стекая по рукам, а она изумленно смотрит на меня. — Это ведь тот Хью Тайсон, да? Сын мэра? Симпатичный ботаник? Ты притворялась, что терпеть его не можешь, только чтобы он не догадался, что влюблена в него по уши? И он запросто шлет тебе сообщения?

Я смеюсь.

— Да, это тот самый Хью, — отвечаю я, а у самой внутри все замирает при мысли о нем. — Это… совсем другая история.

— Похоже, что да, — говорит Руби, ее глаза все еще широко раскрыты. И прежде чем я успеваю ей помешать, она, вытянув шею, заглядывает мне в телефон. Но не для того чтобы прочитать сообщение Хью, а для того чтобы посмотреть, сколько времени.

— Тьфу, — фыркает она. — Надо же, мне пора возвращаться в «Лучше латте» именно сейчас. Как несправедливо.

— Ее я расскажу тебе в другой раз, — говорю я, кладя телефон обратно в задний карман шортов.

Руби смотрит на меня с тревогой, ее брови приподняты.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Она запихивает в рот остатки рожка и наклоняется ко мне, чтобы еще раз обняться. Вот он, знакомый цветочный аромат. Потом, отступив назад, она говорит, что напишет и что в эти выходные Элис возвращается домой, так что нам надо встретиться. Потом Руби машет мне, спеша к выходу. Я машу ей в ответ.

Только когда Руби уже садится на велосипед и уезжает, я понимаю, что мы не сказали: «Люблю тебя дважды». Но это, наверное, ничего. Трещинка между нами может появиться, я это теперь понимаю, но может и зарасти. Отпустить Руби не значит потерять ее. Доев свой рожок, я иду назад, чтобы собрать вещи. Складываю все в рюкзак и покидаю Сосновый парк, твердо зная, куда сейчас отправлюсь. Я еду в сторону Оленьего холма и, свернув на Ривер-эллей, несусь мимо худосочных деревьев.

Как видно, те дети из Соснового парка купаться не поехали. Уединенное местечко безмятежно, точно как в тот день, когда меня привел сюда Хью. Я сбрасываю шлепки и, усевшись на плоские гладкие камни, опускаю ступни в холодную реку, это настоящее спасение от жары. Водопад журчит, я делаю снимки и размышляю.

Так проходит несколько часов. Солнце подобрело и уже не палит так нещадно, как раньше; по небу несутся облака. Вода плещется у моих щиколоток, становясь то прохладнее, то теплее. День начинает плавно перетекать в ранний вечер.

К тому времени, когда я опять сажусь на велосипед и отправляюсь в сторону дома, решение уже принято. У меня не остается ни сомнений, ни колебаний, когда я добираюсь до Рип-Ван-Винкль-роуд. Слезая с велосипеда, я все же про себя отмечаю, что сомневаться не всегда плохо. Если бы не сомнения, люди бы никогда не смогли избавиться от своих обид, секретов или страхов.

Я проскальзываю в дом. Там работает кондиционер, и уже стало слишком холодно. Я выключаю его и открываю окна в гостиной. На диване дремлет Ро. Пока я сидела у водоема, пришло сообщение от мамы: она написала, что все-таки отправилась на занятия и придет не очень поздно, и спросила, все ли со мной в порядке и куда я убежала. Я ответила, что все хорошо и убежала я недалеко.

Я бросаю рюкзак и темные очки в своей комнате. И сразу же принимаюсь разбирать захламленный стол в поисках мятого клочка бумаги, оставленного здесь несколько недель назад. Обнаружив его, я иду с ним в пустую мамину спальню. Отряхнув шорты, сажусь на краешек постели и, набрав в легкие побольше воздуха, беру в руки телефонную трубку.

Я звоню папе на мобильный, но вызов переадресуется на голосовую почту. Взглянув на мамины часы, я понимаю, что во Франции полночь. Наверное, папа спит. Я прерываю вызов, подумывая о том, что, наверное, лучше позвонить завтра. Но нет. Я набралась смелости, и нужно довести дело до конца. Кроме того, думаю я с сухой иронией, почему бы не поднять отца с постели, разбудив звонком? Он же своим звонком перевернул для меня все с ног на голову и заслуживает того же самого. Теперь я звоню ему на домашний номер, сердце бьется все сильнее с каждым гудком. Первый, второй…

— Allô?