Два лета

— Не знаю, — честно отвечаю я. Скользя взглядом по стенам комнаты, натыкаюсь на цитату из Гераклита. «Нельзя войти в одну и ту же реку дважды». — Этим летом не приеду, — уверенно говорю я. — Может быть, в другой раз.

Перспектива познакомиться с Элоиз — и с ее мамой — пугает, но уже не так, как вчера вечером. Элоиз молчит. Теперь моя очередь. С языка готов сорваться миллион вопросов. Может, спросить, не собирается ли она в Америку? Или часто ли она ходит в музей, чтобы взглянуть на Fille? Знает ли она, что я считала эту картину своим портретом? Как она относится к папе: любит, или терпеть не может, или и то и другое? Ненавидит ли она меня? Нравится ли ей рисовать — красками или карандашом — или фотографировать?.. Но прежде чем я успеваю о чем-то спросить, я улавливаю отдаленный мужской голос, он что-то говорит Элоиз. Папа.

— Подожди, не вешай трубку, — говорит Элоиз мне, потом обращается к нему. — Да, это Саммер. — Наверное, между собой они общаются по-английски. Вот почему она так свободно говорит. — Хорошо, — с неохотой говорит ему Элоиз. Потом обращается ко мне: — Он хочет поговорить с тобой.

Я киваю, будто она меня видит, и распрямляю спину.

— Не покажется… — Элоиз колеблется, явно ломая над чем-то голову, но потом все же выпаливает свой вопрос. — Не покажется ли тебе странным, если я добавлю тебя в инстаграме?

Мои брови ползут вверх. Я не ожидала такого вопроса. Но, опять же, я ничего этого не ожидала.

— Это было бы странно, — отвечаю я. — Но и все остальное тоже странно.

И я смеюсь — просто ничего не могу с собой поделать. И Элоиз тоже смеется. И нет более подходящей реакции на этот абсурд, чем смех. Никогда бы не подумала, что буду сидеть здесь, на маминой постели, и болтать с девочкой из Франции, которая совершенно случайно оказывается… Моей полусестрой.

Я наконец позволяю этой мысли завладеть сознанием. Теперь можно выдохнуть. Не уверена, что принимаю эту мысль, но хотя бы могу прокручивать ее в голове. Полусестра. Все-таки Элоиз мне не чужая. Моя полусестра. Сестра-призрак. Только она теперь не такая уж и призрачная.

— Пока, Саммер, — говорит Элоиз.

— Au revoir, — отзываюсь я. И мне кажется, будто это в каком-то смысле только начало разговора. Нам нужно задать друг другу еще столько вопросов.

Элоиз передает трубку отцу. И уже через секунду он на связи.

— Привет, — начинает он, в голосе облегчение и усталость. — Услышав внизу звонок, я молил Бога, чтобы это была ты. — Он замолкает. — Может, по скайпу поговорим?

— Нет, — отказываюсь я. Специально не стала по скайпу звонить.

— Ну хорошо, — быстро соглашается папа, хоть он и разочарован. — Рад, что вы с Элоиз немножко поговорили.

— Да-а, — отзываюсь я. Пальцем ноги я провожу линию на мамином коврике. Непонятно почему, глаза наполняются слезами. Значит, рано я решила, что выплакала все на год вперед.

— Я знаю, что обидел тебя, — мягко начинает папа. — И маму тоже. — Это признание только усиливает желание разреветься. — Понимаю, что извинениями всего не поправишь. А мне много чего предстоит поправить. Много чего выстроить заново. Но я бы очень хотел снова завоевать твое доверие. — Он сглатывает слюну. А вдруг он тоже плачет? Эта мысль немного пугает меня.

Родителям плакать не положено. И бояться не положено. Врать тоже. Правда ведь? Мне казалось, я знаю все правила. Но выяснилось, что правил нет.

— Пока не могу себе этого представить, — говорю я папе, вытирая влажные щеки.

— Понимаю, — отвечает он, вздохнув. — Давай постепенно, шаг за шагом. Знаешь… — Я жду продолжения. Не исключено, что будут еще неожиданные сюрпризы. Неожиданные сюрпризы. Тетя Лидия точно сформулировала. — Я мог бы приехать в Хадсонвилл этим летом. Например, в начале августа. Что ты насчет этого думаешь?

— То есть через две недели? — спрашиваю я, глядя в мамино окно. Небо подсвечено розово-оранжевым, скоро сядет солнце. Интересно, как будет здесь с папой. — А зачем?

— Я думаю, нам будет полезно увидеться, — объясняет папа. — Лично. Поэтому-то я и хотел, чтобы ты прилетела во Францию, — продолжает он. — И при личной встрече я бы рассказал тебе наконец всю правду. Хватит уже мне вести двойную жизнь.

Двойная жизнь. Прямо как в фильме про шпионов. Криминал, темные делишки. И это про моего папу, про его дела. Он пытался вести двойную жизнь, но оказалось, что это невозможно. В конце концов приходится выбирать, по какой дороге пойти.

— Саммер? — зовет папа, потому что я молчу. — Ты не будешь возражать, если я приеду? — спрашивает он. — Скажу сразу, когда я разговаривал с твоей мамой, то поделился с ней этой мыслью, и она вроде не возражает… — Он осекается, но явно не теряет надежды.

— Я не против, — наконец говорю я. Что сейчас мне еще остается — только быть не против. Это не значит, что я простила отца или поняла его действия. Но я готова дать ему возможность высказаться.

Выдохнув, отец благодарит меня. Говорит, что завтра позвонит маме обсудить детали и забронирует билет.

— Ты ведь знаешь, я люблю тебя, — говорит он. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — отвечаю я. Не могу сказать: «Я тоже тебя люблю». Пока не могу.