Два лета

Изучая мамин профиль, я беру ее за руку. Конечно, я еще не совсем простила маму. Но, как сказал папа, надо двигаться вперед постепенно, шаг за шагом.

Во время разговора с Элоиз я переживала, что у нее полная семья. А теперь я понимаю, что и у меня тоже. У меня есть мама. А у мамы я. У нас есть тетя Лидия, Макс и все остальные, кто нас поддерживает. Все вместе мы составляем одно целое.

— Смотри, — вдруг говорит мама, ее глаза расширяются. Она указывает вперед, и я перевожу взгляд туда.

Гроза прекратилась. Закончилась так же быстро, как и началась. Несколько дождевых капель падает с деревьев на землю, в лужах отражается лунный свет. Вечер тихий и безветренный.

— Разве… разве это возможно? — спрашиваю я у мамы, глядя на нее в полном изумлении.

Мама пожимает плечами.

— Все возможно, — говорит она.

Я разглядываю знакомую улицу, красивую и сверкающую после грозы. Она не такая, как обычно. Я вспоминаю, что Рен рассказывала про Эмили Дикинсон: та никогда не покидала родного города, но очень глубоко понимала мир. Наверное, не важно, куда ты едешь, важно, что ты видишь.

Мое лучшее лето. Я связывала его с Францией. Но если бы можно было прокрутить время назад, поменяв дом на Францию, согласилась бы я? Теперь уже не уверена. Если бы я улетела во Францию, то так бы и не увидела водоема, не попала бы на курс фотографии, не научилась бы не бояться Хью Тайсона. Запрокинув голову, я вглядываюсь в небо. Облака рассеялись, и во всей своей красе показались звезды. Их так много — они заполняют все иссиня-черное небо.

— Расскажи, мам, — говорю я, будто снова стала маленькой и прошу сказку. — Расскажи мне какую-нибудь теорию. Вроде той, что о параллельных вселенных.

Мама — она тоже глядит на небо — тихо смеется.

— Ну, — начинает она, — некоторые философы, некоторые ученые считают…

У меня по спине пробегает приятный холодок, когда я слушаю маму, глядя на звезды. Там, наверху, так много неизведанных тайн! Да и здесь, внизу, тоже их немало. Всех их мне никогда не узнать, но, наверное, это нормально. Пожалуй, так и должно быть.

Часть седьмая Двойная жизнь

Среда, 19 июля, 7:17 утра

ПЕРСИКОВЫЙ ДОМ С ЗЕЛЕНЫМИ ставнями выглядит пустым. Убегая вчера, я не взяла ключ. Внутри все сжимается, и я стучу в дверь. Тишина. Стою на пороге, точно в первый день, сердце выскакивает из груди. И сразу, как и в тот день, замечаю движение в окне второго этажа. Кружевная занавеска колеблется, появляется бледное лицо Элоиз. Она смотрит на меня, и я, затаив дыхание, смотрю на нее, гадая, о чем она думает.

Занавеска возвращается на место, входная дверь открывается. На пороге Вивьен: рыжеватые, собранные в низкий хвост волосы, ясные голубые глаза, элегантная полосатая рубашка и укороченные черные брюки. Я едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться. Жизнь движется по кругу, все повторяется. Глаза Вивьен расширяются.

— Саммер, — тихо говорит она. Сам-эйр.

Она делает ко мне шаг, будто хочет обнять или поцеловать в щеку, но в итоге не решается. Я смотрю на нее. Вот она, женщина, разбившая мою семью. Я должна ее ненавидеть. Мне должно хотеться кричать на нее, толкнуть ее. Сказать ей, чтобы не разговаривала со мной и не смотрела на меня. Но формальная вежливость почему-то рассеивает злость. Вивьен — незнакомка. Так же было, когда мы с мамой в прошлом году поехали на машине в торговый центр и какой-то парень сзади врезался в нас. Мама вышла, чтобы обменяться с ним данными по страховке, и они были удивительно вежливы друг с другом. Ах, вы чуть не убили меня или чуть не сломали мою жизнь, но ничего личного, давайте вести себя цивилизованно! Интересно, если маме и Вивьен когда-нибудь доведется встретиться, мама поведет себя так же?

— Ты отца не встретила? — спрашивает Вивьен.

— Что? Где? — В смятении я оглядываюсь через плечо.

— Он ушел минуту назад, — говорит Вивьен. Выйдя на порог и сощурившись, она изучает Рю-дю-Пэн. — Вы разминулись с ним? — Ее сильно смущает это таинственное обстоятельство.

Но никакой тайны нет. Мы разминулись с отцом, потому что я приняла молниеносное решение заскочить в булочную. Пока я была там, он был здесь. Но зачем?

— Куда он ушел? — спрашиваю я у Вивьен и кисло добавляю про себя: «Снова уехал в Берлин?» Я бы не удивилась.

Вивьен прижимает руки к груди.

— За тобой. Забрать тебя из дома Касселей. Жак Кассель — он вчера вечером звонил Элоиз и сказал, что ты там.

— А-а, — мямлю я.

Я чувствую себя преданной, когда представляю, как Жак в своей комнате тайно по телефону рассказывает Элоиз обо мне. Уверена, он не хотел, чтобы мой отец волновался, и потому думал, что поступает правильно. Я закатываю глаза.

— Ton père[67], папа чуть с ума не сошел, — говорит Вивьен, будто прочитав мои мысли. Будто я почему-то должна переживать за папу. — Я просила его подождать хотя бы до утра. Он всю ночь не спал. — Замолчав, она трет виски руками. — Никто из нас не спал.

Я снова смотрю на окно Элоиз. Занавеска не двигается.

— Зайди, пожалуйста, — просит Вивьен и делает шаг в дом. — Я позвоню отцу на мобильный, скажу, что ты здесь.