Два мира (СИ)

Вика поморщилась, но ради ответа на вопрос выполнила требование служки. Дело, выполненное без желания, казалось глупостью и почему-то вызывало отвращение, но девушка проглотила обиду и предельно вежливо осведомилась у служки, могла бы она увидеть батюшку Павла. Служка помрачнела:

- К Господу отправился батюшка, окончилось служение его. И пусть грешно так говорить, но неспроста Бог прибрал к себе нерадивого сына. Кто средства для нужд церковных средь мира праздного за стенами обители ищет, а прихожанам вольности дозволяет в отношении храма Господня, - плохой служитель. А уж коли с детьми дьявола беседы ведет - и вовсе Бога в душе потерял, прости меня Господи всеблагой и милостивый за слова кощунственные!

Последняя фраза прозвучала карикатурно. Наиграно. Без малейшей доли искренности. Гнев служка вложила лишь в само обвинение. Вике почудилось на мгновение, что слева от женщины сидит ободранная, грязная, трусливая собака, попытавшаяся оскалить морду в волчьей манере... Получилось больше похоже не шакала, чем на волка, но присмотреться Вика к привидевшейся картинке не успела - та рассеялась в воздухе облачком зыбкого тумана. Девушка закрыла глаза. Секунду постояла так, задержав дыхание. Она не хотела еще раз увидеть лица служки или трусливой морды шакалоподобной "химеры" - боялась, что не выдержит и либо расплачется, либо залепит женщине пощечину "от всей широты душевной". Но сдержалась. Слова были непонятными, но обидными до боли, оскорбительными. То ли вложенный в них смысл, то ли ощущение - Вика не успела осознать. И не хотела этого понимать. Она открыла глаза и сделала еще один шаг вперед.

Серые лужи. Грязное небо. Будто расползающееся на части. Похожие на клочки изодранного одеяла облака. Природа так напоминает сейчас этот оскверненный храм. Еще один - очередной. Державшийся прежде на человеке, который навсегда ушел. И только он исчез - шакалы, выросшие из одичавших без хозяина собак, заплевали слюной его могилу. Вика открыла глаза и непривычно ледяным голосом произнесла, положив руку на грудь и нащупав похолодевший вместе с ее душой крестик:

- К собаке - и смерть придет собачья.

Служка открыла рот, чтобы выдать, наверняка, очередную нравоучительную тираду, но Вика резко рванула руку на себя и выбросила вперед, открывая ладонь. На горки оцененных свечек упал серебряный крест. Пока служка оторопело смотрела на святотатство, девушка успела перешагнуть порог вновь. На мгновение ей показалось, что шакалоподобная собака рядом со служкой разлетелась в пыль после ее холодных слов - но поручиться за это Вика не могла. Так - ощущение, а ей было уже не до них - боль где-то в глубине груди, за самым сердцем душила. Пока она сдерживалась, но прошагав на негнущихся ногах одиннадцать ступенек вниз, на двенадцатой Вика все-таки расплакалась. Небо над головой казалось уже совершенно невыразительным...

Взглянув на него, Вика неожиданно поняла, что в церковь она больше никогда не придет. "...Лучше крест с груди сорвать, отрекаясь..." Прав был батюшка Павел. Не выдержал храм искушений дьявола - и поделом ему. Чтобы под таким небом веру сохранить - нужно крепче камня быть, а церковь... Нет уже истинной церкви на Земле - видимость одна.

Вика отмахнулась от этих бессвязных мыслей и резким шагом пошла прочь от храма, изо всех сил стараясь не оглядываться через плечо на, как и прежде, сияющие приветливым теплым золотом купола. Под ними - она это поняла - царили теперь отнюдь не царствие Христово и не Мир, а одна лишь хищная безликая пустота и деловитая стерильность.

В лицо бил пахнущий городом ветер, сдувая со щек почти высохшие уже слезинки. А на душе стало также непонятно, как и там - где-то далеко наверху, среди изорванных облаков.

Глава 2. "Небо"

Стань моей душою птица, дай на время ветер в крылья, Каждую ночь полет мне снится - холодные фьорды миля за милей... Шелком твои рукава, королевна, ясным месяцем вышито небо, Унеси меня ветер северный в те края, где быль и небыль... (с) "Мельница", "Королевна"